Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке - Оуэн Мэтьюз
Но, самое главное, Резанов полагал, что территории Русской Америки нужно любой ценой расширять к югу, туда, где климат теплее, индейцы не такие враждебные и земля более плодородная. Он предлагал основать поселение в устье реки Колумбия (поблизости от современного Портленда, штат Орегон), «откуда мы можем постепенно двигаться на юг до порта Сан-Франциско. <…> Через десять лет, набравшись сил, мы получим возможность следить за порядком вдоль всего Калифорнийского побережья, и как только политическая ситуация в Европе станет благоприятной, сможем объявить эти земли российской территорией».
Начиная с Семилетней войны все крупные военные конфликты затрагивали интересы как Старого, так и Нового Света. Наполеоновские войны в этом смысле не были исключением. Так если перекраивалась политическая карта Европы, почему нельзя изменить и карту Америки?
«Испанцы очень слабы в этой стране, и если в 1798 году, когда объявили войну, компания обладала бы силами, соизмеримыми с размером ее владений, мы с легкостью могли бы оккупировать Калифорнию вплоть до миссии в Санта-Барбаре… Сама природа не дает испанцам возможности отправлять подкрепления по суше из Мексики. Испанцы не используют плодородную землю и двигались на север только для того, чтобы обезопасить свои границы. Но я оставлю мысли о будущем, которые скрыты Судьбой, и продолжу писать о настоящем»16.
Резанов писал о том, что, если Россия не расширит и не защитит свою тихоокеанскую империю, то другие страны воспользуются возможностями, которые даст им развал испанской колониальной империи[70]. «Если мы не поторопимся, то Батавия (то есть Голландия) станет нашим ближайшим соседом на Камчатке», – писал он. И непобедимая Франция (Резанов называл эту страну «Новой империей») очень быстро отправит корабли по следам Лаперуза. «Будет очень обидно, если Россия не воспользуется таким удачным стечением обстоятельств и позволит иностранной державе занять доминирующее положение в торговле в этом регионе»17. Однако в письмах друзьям Резанов признавался, что грандиозные планы никак не стыкуются с беспросветно жалкой реальностью существования русских на американском континенте. «Иногда амбиции и дух предпринимательства помогают мне быть твердым и решительным. А иногда мои собственные планы кажутся мне самому непозволительной выдумкой, – признавался он своему родственнику Булдакову, в письмах которому часто становился сентиментальным и драматизировал происходящее, жалея самого себя. – Я оставил все и пожертвовал всем, но не хочу слышать похвальных слов или получить какой-либо награды. Может, я умру здесь, но умру счастливый тем, что мой Государь оказал мне честь и позволил стать одним из первых россиян, которому суждено, так сказать, бродить по острию ножа…»
Однако Резанов прекрасно понимал, что всем его великим планам никогда не суждено будет осуществиться, пока он сам не сможет разобраться и упорядочить хаос, царивший в Русской Америке. «В действиях компании нет никакой организации», писал он, сравнивая колонию с «сиротой, оставленным на попечение Судьбы». По мнению Резанова, даже дома в колонии строили не так, как следовало бы. В заметках камергера мы читаем, что ему «было редко холодно». Такие слова об Аляске мог написать только русский, однако, если сравнивать с Сибирью, его замечание вполне понятно. Срубы из толстых бревен с большой печью идеальны для Сибири, где зима холодная, но не для Аляски, где зимы теплые и большая влажность. Вместо срубов, в которых «от дыхания людей сыреют стены, создавая неприятный запах», Резанов предлагал ставить дощатые дома на высоких фундаментах с использованием глины, крыши делать из соломы или ветвей, а вместо печей устраивать открытый очаг для улучшения вентиляции, чтобы одежда быстро сохла. Именно такие дома появились на Аляске чуть позже.
Резанова волновало то, что индейцы благодаря американцам были вооружены лучше, чем русские. Присланные из Охотска ружья оказывались «с дефектами и совершенно бесполезными», разве что лишний раз напоминали о воровстве на базах компании. «Очень сложно забыть проходимцев в Охотске. Было бы правильно не только заставить их заплатить за воровство, но и отправить этих людей в Америку, чтобы они сами могли увидеть, какой вред причиняет их обман и то, что многие заплатили за него своими жизнями».
Однако в гораздо большей степени, чем все вышеперечисленное, нашего героя тревожил вопрос кадров. Компании всегда было сложно найти и удержать хорошие кадры. Если раньше у Резанова теплилась надежда, что РАК удастся убедить имеющих профессию свободных людей по собственной воле поехать в Америку, то столкновение с реальностью наверняка убедило его в том, что вряд ли такие найдутся. Резанов наверняка помнил посещение английской тюрьмы Ньюгейт, где готовили отправку 400 заключенных к берегам Австралии. Проведя целый год вместе со всяким сбродом, то бишь работниками компании, которые «за стакан водки готовы любому перерезать горло», он пришел к выводу, что использование труда каторжников было бы предпочтительнее.
Резанов считал, что принятие в России законов, подобных британским – о пересылке осужденных в колонии на территорию Русской Америки, – может многое изменить. (Однако он упускал из виду, что в Русскую Америку и так попадали только худшие из худших, самое настоящее отребье.)
Также, по мнению Резанова, в Америку можно было бы отправлять непослушных крепостных, договариваясь с их хозяевами: «Обратить сюда пьяниц здоровых, мастеровых и в работу годных, соглашая помещиков отдавать их в компанию на добровольных с нею условиях, для обеих сторон выгодных. Я думаю, что многие, имея в домах своих пьяниц в совершенную тягость, крайне довольны будут, буде компания за каждого из них до ревизии от 25 до 50 рублей оброку погодно платить обяжется, но нужно поставить сие фактом, чтоб помещики никогда не требовали возвращения их. Одна Москва