Краснофлотцы - Артем Владимирович Драбкин

льдин плавали. Они, бывало, иногда на берег залезали, и тогда такие торосы торчали большие: по пять-шесть метров высотой. В общем, мы прошли километров 50 по льду. К утру с левой стороны у нас обозначился финский аэродром. На месте финны начали прогревать моторы с этих своих самолетов. А мы ушли метров на 200 в глубину льда Ладожского озера и залегли в торосы: решили с «языком» до вечера подождать, а пока отоспаться, отдохнуть. Ну ребята взяли там грамм по 100 спиртяжки. А я не брал, потому что тогда не баловался еще этим. И уже ближе к вечеру я взял бинокль, залез на торос и стал смотреть уже на берег. В общем, стал наблюдать за режимом работы аэродрома. И там я вдруг обратил внимание, что впереди была темная полоса чистого льда, чистой воды. Я спустился и говорю разведчикам: «Ребята, так и так, нам придется на берег выходить. Потому что здесь льда нет — вода чистая». «Да брось ты, — говорят они мне, — мол, это тебе показалось со сна». Я говорю: «Какое со сна? Я давно уже проснулся». Ну с полчасика так подождали мы. Потом я опять залез на торос, смотрю: мы на льдине, между нами и берегом, наверное, уже метров пятьдесят чистой воды. Мы тогда поняли, что ветром относит нашу льдину. Ну мы побежали к кромке. Тут уже никакой маскировки не было у нас: между берегом и слоем воды было, наверное, уже метров 100. Нас отнесло. И мы примерно неделю мотались по Ладожскому озеру с льдины на льдину, с льдины на льдину. Иногда просто льдины находили друг на друга, а мы, значит, по кускам прыгали на лыжах с той льдины на другую льдину, которая, к примеру, чуть ли не торцом стояла. Потом прыгали на следующую-следующую льдину. Ну, в общем, неудачно у нас все было.

Питались чем тогда?

Ну у нас был тогда паек. Так что питались мы нормально. Но мы не знали, где мы находимся, то есть в какой части Ладожского озера, и куда нас уже загнало в глубь Финского побережья. Ну и, по-моему, на четвертый или пятый день мы обнаружили маячок, кромочку маячка. Посмотрели: вроде маяк. Ну стали двигаться к тому маяку. Утром проснулись: маяка уже не видно. Мы снова по этому направлению стали двигаться. В общем, более-менее к концу дня мы подошли к этому маяку. Ну одели маскхалаты белые, чтобы нас не видели. В общем, это был небольшой островок, метров 50 на 50, не больше. Ну, может, и 100 метров: что-нибудь такое там было. Маяк невысокий стоял. Кругом были проволочные заграждения. И такой чистый и гладкий лед там стоял. А по кроме около метров 700–800 торосы, видимо, были в мели. И разбитая затопленная баржа стояла. Тогда мы стали думать о том, что надо брать «языка». Но для начала нам надо было знать, что это за остров. Ну, решили, что ночью мы проберемся на этот остров, возьмем «языка» и уточним, что и как. Если на нем наши, то и хорошо… Ну и, значит, залегли мы в торосах. Смотрим в бинокль: изучаем тропинки, по которым, как видно, люди какие-то ходят. Гарнизон ли двигался или что-то другое, было неясно. И потом мы вдруг увидели, как цепочкой в нашу сторону стали двигаться с острова люди. Мы так поняли, что там все было заминировано, потому что они там так по тропиночке шли и спускались. Ну мы беспокойства особенного не проявили: ведь они шли по чистому льду, по голому льду, и даже снега не было, а мы были укрыты. Нас 15 человек было, у нас было четыре автомата. Мы знали, что в случае чего, две-три минуты и от них ничего не будет, искромсаем их. И вот они метров 50 дошли до нас, метров 50 им осталось до нас идти. И они пошли так: пять человек прямо пошли, пять человек вправо-влево пошли и залегли потом. Они молчат, мы молчим. Потом оттуда с их стороны стали доноситься крики: «Проклятые белофинны, сдавайтесь!». И матом сплошным пошли на нас. Мы думаем: как это по-русски говорят, да еще матом так лаяться стали?! Мы им тогда кричим: «Вы сдавайтесь, потому что мы укрыты, а вы на голом льду. Мы же сейчас откроем огонь. Куда вы денетесь?». Оказалось, что это свои были. Этот остров был нашими занят. Назывался этот остров Сухо. Оказывается, они приняли нас за финнов, потому что мы шли с финской стороны, в маскхалатах, кто чего мог увидеть? В общем, ругались-ругались, но потом договорились о том, что с их стороны старший пойдет навстречу к нам и от нас старший пойдет к ним навстречу. Пошли навстречу. На полпути наш и их, тот, которого мы направили, и тот, которого они отправили, встретились и узнали друг друга. Заговорили: «Вася! Миша!». Они, оказывается, вместе служили. Мы, конечно, им тут же сдались. В общем, привели они нас на остров, накормили нас, напоили и сообщили о нас в Новую Ладогу, в штаб Ладожской флотилии. Оттуда сразу же пришла полуторка, и к утру мы были уже в Новой Ладоге. А днем нас переправили к «Дороге жизни». По «Дороге жизни» мы уже к концу дня оказались в Ленинграде. И вот майор Сычев бежит к нам и говорит: «Миленькие! Родненькие мои! Живы!» Говорим: «Живы». Вот так у нас операция сорвалась. Мы не выполнили операцию, мы остались живы.

А вообще берегли вас, переживали из-за вас, что, может, не вернетесь?

Были, были такие. Но в принципе людей не жалели. На мой сегодняшний взгляд, подготовка, конечно, была паршивая. Офицеры в тыл не ходили. Они только нас готовили. А как еще готовили нас к операции? Вот есть, допустим, у нас шифровальщик. Он приходит и готовит меня к этой операции. Готовит меня, по карте показывает, рассказывает о задании и так далее. Приходит шифровальщик и говорит: «Вот твой шифр на эту операцию. Вот то-то и то-то». А шифры были такие, значит, у нас. Давалась специальная книга. И на этой книге была каждая буква шифрограммы зашифрована. Допустим, цифра 8 и еще что-то — это означало букву «а». В начале шифрограммы идет номер страницы в книге, второе — номер строчки, и затем количество с левой стороны направо — какая буква. Например, буква н. В этой строчке она идет четвертая. Это, значит, обозначается как четыре.

А языку немецкому