Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова
– Поздравляю всех с наступившим Новым, 1902 годом! Он будет для нас трудным. Мы впервые соприкоснемся с драматургией Горького, и, я уверен, это будет непросто, – произнес Станиславский. – Пьеса сложная.
Затем он зачитал две поздравительные телеграммы. Одна из них была от Немировича-Данченко из Франции, а вторая – от Чехова из Ялты.
– С Новым годом! С Новым годом! С Новым годом! – дружно прокричали актеры, и шампанское в бокалах быстро испарилось.
Официанты тут же наполнили их вновь.
– А теперь я предлагаю выпить за здоровье Антона Павловича Чехова! – выкрикнул Санин.
И тут произошло что-то странное. Все один за другим потянулись к Ольге со своими бокалами!
– За здоровье Чехова! Нашего любимого автора! Когда мы дождемся от него новой пьесы? Главное, чтобы он был здоров, – наперебой говорили они, чокаясь с Ольгой.
Как же ей было приятно. Всё правильно. Ведь теперь-то она его жена! Официальная жена!!!
– Жаль, выпить нормально сейчас нельзя, – шепнул ей Вишневский. – Может, закатимся куда-нибудь после спектакля?
– Почему бы и нет, – ответила Ольга.
После «Трех сестер» они вместе с другими актерами хорошо посидели в своем любимом ресторане «Эрмитаж», и только в пятом часу утра, изрядно пьяненькие, наконец-то добрались до дома.
– Ну что, «выездной кавалер», до завтра, – махнула Ольга рукой, направляясь к своему подъезду.
– Подожди. А почему бы нам с тобой не пойти ко мне? – спросил Вишневский. – Посидим. Выпьем еще шампанского. Спектакля у нас завтра нет. Репетиций нет… Мы свободны! Ну так как?
– И вправду, почему бы и не пойти? – задорно ответила Ольга. – К тому же меня дома никто не ждет. Да и выпивки в моем доме нет.
⁂
Утром она проснулась с головной болью и вдруг поняла, что она не дома, а в кровати Вишневского. Это привело ее в полный шок.
– Саша! – испуганно заорала она. – Почему я здесь?
Тяжело открыв полусонные глаза от этого душераздирающего крика, Александр вяло произнес:
– Ты что? Ничего не помнишь?
– Смутно… – натягивая на свое голое тело одеяло, проговорила Ольга, превозмогая головную боль. – Мы пришли к тебе из ресторана, пили шампанское…
– Целовались…
– Целовались? – с трудом вспоминала она, и вдруг сердито крикнула: – Вспомнила! Всё вспомнила! Ты меня начал раздевать! Я это хорошо помню! Зачем ты начал меня раздевать?
– Но ты сама так захотела, – сказал совершенно проснувшийся Вишневский и на всякий случай отодвинулся на самый край кровати. – Ты сказала: «Сейчас ты просто мужчина, а я – просто женщина. Давай забудем обо всем остальном». Ты сама, сама мне предложила!
– Неужели? Какой ужас! Хотя помню, ты, кажется, пропел мне что-то о своей любви…
– Да, а ты сказала: «К черту любовь. Просто поиграем в мужчину и женщину…»
– Как это ужасно! Мне так стыдно, – закрыла лицо руками Ольга. – Значит, я изменила этой ночью своему мужу? Какая же я подлая! Какая подлая!
– Давай считать, что не изменила, – пытался ее успокоить Вишневский, держась на всякий случай подальше. – Ты не изменила… Мы оба были пьяны. Оба не понимали, что делали…
– Господи! Ну почему это произошло с нами?! – сокрушалась Ольга, и по ее щекам лились слезы.
– Не надо так убиваться, киска. В конце концов, в жизни бывает всё. Это просто жизнь.
– Ты прав. Это жизнь! Это жизнь моя виновата! Ведь мы с Антоном так давно не были вместе. А я не монахиня. Я просто женщина. Всего лишь нормальная женщина!
– Ты чудесная женщина. Ты самая прекрасная! Самая лучшая! Ты…
– Нет-нет. Больше ничего не говори. Ради бога, – прервала его Ольга, молитвенно сложив руки перед грудью. – Сашенька, милый! Я так виновата перед тобой. Ты меня прости. Я ведь люблю своего мужа. Очень люблю! Такое больше никогда не должно повториться. Никогда. Я сейчас оденусь, и мы забудем всё. Так? Мы ведь с тобой друзья? Навсегда? Обещаешь? – И когда он кивнул, тихо спросила: – У тебя есть что-нибудь от головной боли? Голова просто раскалывается.
Глава шестая
В середине января Ольга получила новую роскошную шубу из дымчатого песца, а вскоре вернулась из Крыма и Маша. Они, кстати, неплохо уживались, когда жили вдвоем и им не надо было делить между собой Антона. Вишневский частенько навещал своих соседок по дому. С начала этого сезона он уже числился в театре не только актером, но и был помощником Немировича-Данченко по финансовой части. Должность была ответственной, уважаемой и, естественно, хорошо оплачиваемой.
– Александр-то у нас стал завидным женихом, – шутила Маша. – Богатый, известный, да и собой хорош. Может, мне за него замуж пойти?
– Если говорить серьезно, то тебе действительно пора как-то определяться по жизни, – заявила Ольга. – Твой Букишончик совсем не надежная пристань. Кстати, он уже развелся?
– Развелся. Но у нас с ним все равно какие-то странные отношения. Он всё шутит. Называет меня своей Амарантой. И главное, я чувствую, что нравлюсь ему, но в то же время он постоянно держит дистанцию. Не пойму я его.
– Ну а он-то тебе нравится?
– Очень, – сказала Маша и покраснела. – Но ведь я старше его на семь лет. Да еще и не дворянских кровей. Как ты думаешь, сможет он когда-нибудь сделать мне предложение?
– Не знаю, – обняла ее актриса. – Милая моя, я представляю, как ты страдаешь от неясности отношений между вами. Очень, очень хорошо себе представляю. Может, тебе первой сделать какие-то шаги?
– Как ты, что ли? – тут же вырвалась из ее объятий Маша.
– Нет! Как Татьяна Ларина, – засмеялась Ольга. – А я тут ни при чем.
– Как же ни при чем! Сам бы Антон на такое никогда не решился!
– Вот и ошибаешься. Он сам! К тому же в письменной форме. Черным по белому. Не веришь, могу показать.
– Не надо, – пробормотала Маша. – Пусть сам. Но он ошибся. Разве можно было на тебе жениться? Ты в Москве, он в Ялте. Это что? Семейная жизнь? Курам на смех!
Многие осуждали Ольгу за то, что она не оставляет сцену и не уезжает к мужу.
– Он не только ваш муж, но и великий писатель, – говорил ей режиссер Сулержицкий. – Вы должны быть рядом с ним. Его здоровье необходимо всем. Всей русской литературе! Всей России, наконец!
– Ольга Леонардовна, вы обязаны оставить сцену, – распекал ее и доктор Долгополов, прибывший в Москву из Крыма. – На Антона Павловича губительно действует то, что вы находитесь не рядом с ним. Его изнутри разъедает болезнь, а вы потворствуете ей. Вы добавляете его душе тоску!
Не могла же она им всем объяснять,
