Последнее интервью - Бэлла Алексеевна Куркова

имя не упоминается. Он написал книгу «Власть в тротиловом эквиваленте», написал всю правду о девяностых годах. Правда, мало написал про хороших людей, больше про плохих, но так, может быть, и надо. И после этого его сына со свистом выгнали из пресс-секретарей. Позвонил самый главный в министерство и сказал:

– Полторанина-младшего через десять минут в штате быть не должно – и вообще, никуда не пускать.

Бедный Костя Полторанин, сколько он намаялся, прежде чем устроился на работу! Он, журналист, устроился не на журналистскую, на другую работу. Военные помогли Мише устроить Костю. Он хороший парень, настоящий.

Я иногда очень мешала, когда входила в команду Бориса Николаевича Ельцина, и тогда, когда входила в команду Анатолия Александровича Собчака. Это были две разные абсолютно, диаметрально противоположные команды. Но и там и там я мешала кому-то. Потому что были те, кто считал, что я дурно на них влияю, даю не те советы. И поэтому некоторым всячески хотелось меня убрать.

«Пятый канал» был замечательный канал. Я – председатель. Однажды ко мне вваливается ватага милиционеров и говорят:

– У вас есть золотая карта?

А я даже не знала, что это. Я говорю:

– Если вы покажете, как она выглядит, тогда я вам скажу – да или нет.

Они мне объяснили. Я говорю:

– Нет, у меня нет золотой карты. Хотите осмотреть – пожалуйста. Но вообще-то вы не имеете права врываться в мой кабинет.

Дальше – хуже. В газете публикуется сообщение о том, что я украла два с половиной миллиона долларов, заключив контракт…

Меня обвиняют в краже валюты. Это была дикая история. От меня отвернулись все те политики, которые с удовольствием ездили на мои эфиры.

Однажды мне звонит Собчак и говорит:

– Мне нужно срочно с вами переговорить. По телефону не могу.

Я отвечаю:

– Я не могу, у меня сейчас большое собрание.

– Как хотите. Но это настолько важно для вашей жизни, что вы просто обязаны приехать.

Я сорвалась, конечно, и поехала в Смольный. Собчак спустился на улицу, мы с ним отошли от Смольного, он говорит:

– Нельзя разговаривать внутри, там везде слышно. И даже по экранированным телефонам нельзя… Значит, так: мне сегодня принесли на подпись документ о назначении одного человека. Это страшный человек. Он столько людей хороших пересажал, и вообще, запрещал выставки всякие. Он давно работал в чекистской организации. Это потрясение для города.

Мэр города должен был подписать назначение, визу свою положить.

Собчаку сказали так:

– Или ты подписываешь назначение, или мы арестуем Куркову по делу о миллионах.

Он мне все это рассказывает. А я говорю:

– И чего делать? Я надеюсь, вы не подпишете?

– Да. Но вас посадят.

– Как посадят? А за что?

– Что, вы не знаете, как сажают? Это, Бэлла Алексеевна, очень серьезно. Немедленно просто уезжайте в Москву и идите к Наине, идите к Ельцину, к кому угодно идите. Иначе вас посадят. А что будет с вами после того, как они посадят? Может, вас и выпустят, но вы вряд ли будете здоровым человеком.

Я позвонила одному человеку посоветоваться. Мне сказали:

– Лети в Москву.

А дальше мой зам Никольский звонит мне и говорит:

– Мне срочно надо с вами встретиться на трамвайной остановке у нашего дома.

Никольский был моим замом по финансам. Он мне рассказал, что отвечающий за нас кагэбист (а к каждому средству массовой информации был чекист прикреплен, который знал все про нас) ворвался к нему, закрыл на ключ кабинет и сказал Никольскому:

– Гони сейчас же информацию, выдумывай какую хочешь, про то, как Куркова украла два с половиной миллиона долларов.

Никольский говорит:

– Что за чушь вы несете?

– Ты поговори так со мной! Мы тебя упечем, а внуков, которых ты обожаешь, мы перестреляем. Не будет у тебя внуков.

Никольский пришел на трамвайную остановку абсолютно не в себе. Он действительно очень любил внуков, а ситуация была такова, что он верил, что их запросто перестреляют. Никольский спрашивает:

– Что делать?

Я говорю:

– Вы летите со мной в Москву. А Виктор Правдюк полетит в Рыбинск на завод, делать материал вместо меня.

Мы полетели в Москву, остановились в гостинице ВГТРК. Я пошла к Олегу Попцову. Непричесанная, расстроенная. Понимаю, что это все серьезно.

Попцов говорит:

– Ты что такая смурная? Ты всегда так хорошо причесана, а сегодня чего-то с тобой не в порядке.

Я говорю:

– Вот так-то и так-то.

И все рассказала. Он говорит:

– Да… Пусть Собчак не подписывает. Ну подумаешь, тебя посадят. Что ты, испугалась, что ли? Ты выйдешь оттуда через три часа. Весь народ поднимется. И ты станешь нашей Жанной д'Арк.

Я говорю:

– Попцов, знаешь что? Я согласна, чтоб ты стал Жанной д'Арк. Просто вот немедленно. Хоть сию минуту. Но я не хочу в тюрьму. Меня так изуродуют, что я никогда не очнусь от этого.

Я прекрасно знала, что делают с людьми, которые не по вкусу главным во власти, и понимала, что меня ждет. Я не пошла ни к Наине, ни к Ельцину. Все знал только Филатов.

Нападение

Сентябрь 1994 года. Я шла к Басилашвили, чтобы обсудить, что делать с этим вымыслом о двух миллионах, с этим ужасом[30]. Мужа моего увезли с гипертоническим кризом в больницу. Это было рабочее время, перед юбилеем Олега Басилашвили. 26 сентября ему исполнялось шестьдесят.

Я прошла большое расстояние по двору Олега Валериановича, поднялась по лесенкам и не слышала шагов за спиной.

Не успела я нажать кнопку лифта, как мне заворачивают руки, сбрасывают с лица очки. А я тогда без очков ничего не видела.

Два парня, которые на меня напали, ударили меня какой-то трубой по голове так, что я оказалась вся залита кровью.

Они бросают меня на пол возле лифта и начинают ногами бить по голове. Я понимаю, что сейчас меня убьют, и кричу:

– Подонки, сволочи!

Ругаться сильнее я не могла. «Сволочи» – еще было в моем репертуаре такое слово. Я должна сказать, что потом, когда я вспоминала все это, я поблагодарила маму: она хорошо меня воспитала. Ни одного бранного нехорошего слова в моем репертуаре не было. Самые плохие слова, которые я произносила, – это «подонок» и «сволочь». Грубые слова я всегда ненавидела, особенно мат ненавидела.

У меня с собой была электрошоковая дубинка, выданная на ВГТРК, между прочим, всему руководству. Она в форме зонта была. В руках сумка была и дубинка, которая как зонтик болталась. У меня все это вырвали из рук. И