На перекрестках встреч: Очерки - Людмила Георгиевна Зыкина
Вот творец, для которого культура и политика никогда не обходились друг без друга. Вот человек, потрясший меня удивительной смелостью гражданина, художника, борца.
Ему не было и двадцати, когда он возглавил в Милане творческую группу молодежи, активно выступающую против. «Novecento» – реакционного направления в искусстве, благословляемого тогда самим Муссолини. В 1937 году художник пишет знаменитый «Расстрел в степи», картину, посвященную памяти убитого фашистами Гарсиа Лорки. Под впечатлением расправы гитлеровцев с 320 итальянскими антифашистами Гуттузо сделал серию гневных обличительных рисунков «С нами бог!». По сути, с этих работ, известных миллионам людей, и началось мое знакомство с ним.
Несколько позже в альбоме, изданном в Риме, я увидела репродукции его полотен и рисунков, созданных по мотивам произведений великих живописцев прошлого и явившихся как бы своеобразным прочтением классики. В них сквозило желание художника не скопировать творения выдающихся мастеров, а внести современный смысл в знакомые сюжеты – Гойи, Курбе, Дюрера, Моранди, Рафаэля, Рембрандта, Рубенса.
Поразила меня и серия литографий к «Сицилийской вечерне» Микели Омари и «Персидским письмам» Монтескье.
Гуттузо на своих полотнах изобразил столько разных героев, что никто не отважился бы их сосчитать. И в каждом из них – свой характер, душевный настрой, привычки, своя, тонко подмеченная и ярко запечатленная внешность.
Вспоминаю первую нашу встречу в одном из залов Академии художеств, где была организована выставка Гуттузо, в то время уже почетного члена Академии художеств СССР, автора полутора тысяч произведений, дышащих верой в человека, его высокое предназначение.
Гуттузо живо интересовался народной песней, ее истоками, исполнением и исполнителями. Рассказал о популярности «Сицилийской тарантеллы», танца, совершенно забытого на его родине в Сицилии и возвращенного народу благодаря усилиям народного артиста СССР Игоря Моисеева и танцоров основанного им ансамбля.
Зашла речь и о реализме, о современном искусстве на Западе.
– Западное искусство первых тридцати лет нашего века, – говорил Гуттузо, – было направлено в основном на решение отдельных чисто художественных проблем и побудило художников больше заниматься формой, что в ряде случаев привело к «искусству для искусства». Появились, с одной стороны, искусство произвола, а другой – натурализм. Вот и получилась ситуация, когда перестали замечать главное – человека, словно позабыв о его существовании. Одна из проблем наших дней – вернуть живописи человека, восстановить единство изображаемого и реального. Это обязывает художника к непрерывным поискам, к дерзанию, познанию действительности.
Мне нечего было возразить своему собеседнику, но я добавила, что в несравненно большей мере от искусства ждут осмысления того, что приносит с собой современность. Немного подумав, Гуттузо кивнул головой в знак согласия и закурил сигарету.
– Разумеется, – сказал он, – проблема современности – узловая, центральная. Произведение любого жанра, и песня в том числе, не будет пользоваться успехом, если оно не проникнуто страстным чувством гражданственности, живой атмосферой нашего времени. И современный реализм не может не отражать пульс новой жизни, новых связей человека с природой, новых отношений между людьми. Его задача определенна и конкретна: прославлять человека, обогащать его красотой и поэзией, помогая ему понимать мир и идти вперед. Искусство любого серьезного художника всегда прочно и многосторонне связано с движением времени, его общественной практикой, нравственными и эстетическими идеалами, с его борьбой и надеждами.
Случаен ли на Западе интерес к социальному, политическому направлению в художественном творчестве? Нет, конечно. И рассматривать достижения художников вне связи с политикой, вопросами, волнующими умы человечества, нельзя. Искусство асоциальное, аполитичное по содержанию, строго говоря, находится за пределами культуры, цивилизации. Но нередко произведения, внешне совершенно далекие от политики, заключенные в псевдореалистическую форму, сохраняют свой реакционный дух. Это весьма на руку поставщикам пресловутой «массовой культуры» Запада.
Эти выводы Ренато Гуттузо не требовали доказательств: я своими собственными глазами видела, как на Западе да и за океаном тоже ловкие ремесленники и бессовестные коммерсанты делали все возможное, чтобы побольше выкачать денег из обывателя. Откровенную чушь, чертовщину они выдавали за «средство освобождения от надоевшей всем классики», а невероятно убогую мазню пропагандировали как рекламу «самого передового художественного мышления». Все это ставило своей задачей отвлечь народ от острых проблем, от решения насущных вопросов жизни. Не случайно один парижский журналист сказал мне во время гастролей во французской столице: «Борьба за умы идет ныне не только на газетных страницах или в эфире, она идет, сударыня, – не удивляйтесь – даже на подмостках мюзик-холлов». И уж, конечно, Гуттузо хорошо представлял себе хищнические повадки таких «борцов», их не запрещенные никем приемы.
В молодости художник часто обращался к творчеству авангардистов.
– Чем это было вызвано? – спросила я.
– В их работах, – отвечал он, – меня привлекал протест против существующих порядков в жизни и в буржуазном искусстве. Но я скоро понял, что этот стихийный протест носит анархический характер и что авангардисты стоят по ту сторону «социальных баррикад». Мои же работы связаны с политическими убеждениями, и потому мне пришлось преодолевать схематизм своих ранних увлечений, ликвидировать следы экспрессионизма. Да и ритм времени, сама эпоха способствовали этому: нельзя же руководствоваться одной и той же формулой по отношению к жизни, которая меняется на глазах.
В 1975 году во Франкфурте-на-Майне и в Берлине я увидела выставку картин Гуттузо, посвященных памяти Пикассо. И так сложились обстоятельства, что осенью встретилась с самим художником в Москве. Как раз в Хельсинки прошло Совещание глав правительств по безопасности и сотрудничеству па континенте. И он охотно говорил о том, что волновало умы миллионов.
– Провозглашение справедливых принципов отношений между государствами в Хельсинки – очень важный факт сам по себе. И теперь не менее важно укоренить эти принципы в современных международных отношениях, внедрить их в практику и сделать законом международной жизни. Для меня, пережившего все тяготы войны с фашизмом, важно, чтобы народы обрели доверие друг к другу, чтобы раз и навсегда было покончено со словом «война», чтобы каждому человеку дышалось свободно.
Гуттузо был в хорошем расположении духа. Объяснилось это тем, что летом коммунисты Италии добились большого успеха на областных, провинциальных и муниципальных выборах. За них проголосовало свыше 10 миллионов человек, или более 30 процентов избирателей. Общий же успех левых сил выглядел еще более ощутимым.
– Я видела ваши полотна в ФРГ. Тридцать
