Вне закона. Мемуары - Сажи Зайндиновна Умалатова
Господи, какие только препоны нам не ставили! Я никогда не подозревала, что государственные мужи могут быть до такой степени изощренно жестоки и мстительны.
Наши попытки арендовать помещение для проведения съезда в Москве оказались бесплодными. Понимая бессмысленность обращения к власти, я все-таки, для истории, написала официальные письма Ельцину и Хасбулатову о предоставлении возможности собрать депутатов СССР во Дворце съездов в Кремле. Однако вместо ответа нам стали отказывать везде и всюду. В одночасье мы попали в некий «черный список для служебного пользования». В итоге создалась патовая ситуация: назначена дата проведения съезда, вот-вот должны из регионов прибыть депутаты, а проводить съезд негде...
Когда возникает безвыходная ситуация, начинаешь в уме прокручивать все возможные варианты - кто может помочь? Кто? Внезапно меня осенило - церковь! Я поспешила к замечательному человеку - иерарху Русской православной церкви, народному депутату СССР владыке Питириму, митрополиту Волоколамскому и Юрьевскому, в миру Владимиру Константиновичу Нечаеву. Он был членом Комиссии Священного синода по вопросам издательства и церковной печати, а в Верховном Совете СССР был членом Комиссии по вопросам депутатской этики.
Красивый человек, с удивительно теплым духовным миром, высокообразованный, интеллигентный! Чувствовалось, что эти качества были дарованы ему свыше, были врожденными. Нечаев ко мне очень хорошо относился. И я решила, что он в силах помочь с помещением для чрезвычайного съезда, позвонила ему и попросила о встрече. Владыка Питирим ответил:
- Приезжайте сейчас. Конечно!
Эта встреча останется у меня в памяти на всю жизнь: теплая атмосфера, деликатность, галантность. В каждой фразе митрополита звучал глубокий смысл и способность мгновенно проникать в суть любого явления. Я рассказала, с чем пришла. Владыка посмотрел на меня и даже застыл, оценивая в уме степень сложности ситуации. Думаю, он сразу понял, что при всем своем желании не сможет помочь мне.
- Я слышал, что такой съезд собирается, но не мог предположить, что ты стоишь во главе всего этого! - сказал Нечаев.
Мне стало неловко, что я этого благородного человека поставила в сложную ситуацию выбора, и, чтобы сгладить ее, я сказала:
- Владимир Константинович, извините, это был предлог, чтобы с вами встретиться.
Мы долго беседовали, и он рассказал, как на него журналисты устроили настоящую охоту, распространяя информацию о том, что он чуть ли не агент КГБ. А дело было в том, что его кандидатура рассматривалась на пост Патриарха всея Руси, а для дискредитации были «заряжены» самые оголтелые журналисты и телеведущие, как Миткова, которые создавали против него провокационные передачи.
Владимир Нечаев оставил в моей памяти неизгладимый след: глубокая нравственная сила, которая исходила от него, до сих пор согревает мое сердце. Но после той незабываемой встречи я дала себе слово: никогда не обращаться со сложными вопросами к людям, которых я очень уважаю и люблю, чтобы не ставить их в неловкое положение и не навредить им...
Тем временем наш оргкомитет пребывал в поисках помещения - где же провести съезд? Неожиданно с предложением помощи ко мне приехал некто Владимир Николаевич Корякин, которого активно рекомендовала наша бухгалтер Иля Епищева. Корякин сказал, что в подмосковной Электростали он может предоставить нам для проведения съезда Дом культуры - так как он работал там секретарем парткома, для него это был «сущий пустяк». Но за аренду помещения вместе с питанием депутатов он запросил 40 тысяч рублей. По тем временам это были огромные деньги.
Я обратилась к Епищевой:
- Можем ли мы заплатить такую сумму?
Она ответила:
- Это очень большие деньги! Да и таких цен сегодня нет.
- Это вопрос чести. Отдай, если ты ему доверяешь. Ведь он твой протеже.
Секретарь парткома из Электростали Корякин забрал 40 тысяч - и исчез. Это были те самые деньги, которые со всех уголков страны присылал народ, отрывая от своих семей. Вот так бывший работник КПСС продемонстрировал свою нечистоплотность и подлость.
Ситуация обострилась еще больше. Теперь мы не только испытывали давление власти, но и лишились практически всех денежных средств.
Выручил нас Александр Фокин, директор Подольского молочного завода. Он неожиданно приехал к нам в гостиницу «Москва» и поддержал наше намерение провести съезд. Я рассказала о подлом поступке секретаря парткома Корякина и о том, что нам везде отказано в помещении.
- Я не обещаю, но попытаюсь помочь, - не раздумывая, откликнулся Фокин. - Если уж нигде не найдете, то в Подольске на военно-спортивной базе, думаю, съезд провести получится.
Это был выход. И я была благодарна судьбе за то, что она свела меня с этим человеком.
Александр Фокин впервые обратился ко мне в 1991 году с жалобой, что магазины отказывались принимать у него продукцию на продажу. Если учесть, что молочная продукция -скоропортящаяся, а магазинные прилавки тогда были первозданно пусты, поверить в его слова было трудно. Однако Фокин настаивал на своем:
- Я вынужден и масло, и молочные продукты по нескольку раз перерабатывать, чтобы они не испортились. Я не могу их даже просто раздать людям, потому что тогда меня посадят в тюрьму!
То, что дефицит продовольствия был создан искусственно, чтобы еще больше раскачать ситуацию, вызвать народные волнения и тем самым способствовать развалу государства, сомнений не вызывало. Однако соприкосновение с очередным фактом циничного преступления высших властей потрясло меня. Я поднимала эту тему на разных уровнях и раньше, еще в пору существования СССР, но вопрос всегда «зависал»: никто не брал на себя ответственности комментировать происходящее и уж тем более устранять проблему. Ведь Горбачева и верхушку КПСС пустые прилавки и бесконечные очереди устраивали - только так они могли развалить страну.
За неделю до VI чрезвычайного съезда, в десятых числах марта 1992 года, поздно вечером мне позвонили домой незнакомые люди и представились народными депутатами СССР. Имен они не назвали, но выразили готовность принять участие в съезде и оказать мощную поддержку при условии, что на съезде, во-первых, не будет принята отставка Горбачева и, во-вторых, не будут подняты вопросы о континентальном шельфе и внешнем долге. Речь идет о бесследно исчезнувших и повисших тяжким бременем на всех россиянах 114 миллиардах долларов, которые Горбачев занял у Запада.
Эти вопросы действительно готовились нами. И, разумеется, пересматривать повестку в угоду кому-то мы не собирались. Поэтому я отказалась:
- Ваши условия неприемлемы для съезда! Предатель не может быть пожизненным президентом СССР!
Больше на связь эти люди не выходили.
Дня за два до даты открытия съезда мне позвонил Зюганов. Он иногда приходил отмечаться в оргкомитет в
