На перекрестках встреч: Очерки - Людмила Георгиевна Зыкина
В то время еще я не была знакома с ним, еще не думала, что когда-нибудь буду называть его по-дружески «Юрой», еще не могла представить себе, что в тесной тогда моей квартире возьмет он так вот запросто гитару и заведет смоленским говорком «Перевоз Дуня держала…».
Впервые я повстречала Гагарина в 1962 году в Дели, будучи на гастролях с большой группой советских артистов. Наверное, вся советская колония приехала в аэропорт для встречи Гагарина. Прибыл и премьер-министр Индии Джавахарлал Неру вместе со своей дочерью Ипднрой Ганди.
Юра вышел из самолета в необычной тропической форме, в белой рубашке с отложным воротничком. Рядом была Валя Гагарина. Я пробилась к нему, когда все уже шли садиться в машину, он узнал меня и вдруг, лукаво подмигнув, пропел: «Мама, милая мама, как тебя я люблю».
Был он весь какой-то лучистый, и, казалось, это душевное качество определяло свойственную ему улыбчивость и неиссякаемый оптимизм. Он покорял буквально всех своей заразительной веселостью, и озорная шутка не была ему чуждой – поэтому сто раз несправедливо наводить «хрестоматийный глянец» на его неповторимый облик.
Против всемирной славы, нежданно пришедшей к нему, простому смоленскому пареньку, Гагарин нашел «противоядие»: улыбку, юмор. Иногда могло показаться, что он вовсе не бывает серьезным. Но однажды я видела, как оскорбило его отношение одного нашего знакомого к женщине, каким недобрым и суровым стал гагаринский взгляд.
На юге, в Гурзуфе, он как-то спросил меня:
– Ты только за деньги поешь?
Я даже обиделась, не понимая, что кроется за этим вопросом. Но Юра вдруг улыбнулся – и какая уж тут обида: он всех своей улыбкой обезоруживал.
– Знаешь что, поедем со мной в Артек… к пионерам. У меня был уже назначен концерт, но я уговорила перенести его – так хотелось поехать вместе с Гагариным. Дорогой я попросила рассказать его о своей службе в армии. Думал и собирался с мыслями Юра быстро:
– Представь себе, в армии я был не так уж и долго, но любовь к солдату, уважение к воинам, как и у всех наших соотечественников, привились с детства. Мы еще были босоногими первоклашками, когда на нас суровым дыханием пахнула война. Особенно запечатлелись в моей памяти волевые, мужественные и усталые лица летчиков, только что возвратившихся из воздушного боя осенью 41-го в наше прифронтовое село Клушино и заночевавших в нем. Столько лет прошло, а перед глазами и сейчас явственно вырисовывается поразивший мое детское воображение облик военных летчиков. Вот тогда-то и родилась у меня мысль стать пилотом. И мечта, как' видишь, осуществилась.
Говорил Гагарин совершенно спокойно, без малойшего позерства. Безусловно, он умел прекрасно общаться с людьми! Открытая русская натура помогала ему находить контакт и со сдержанными англичанами и с экспансивными бразильцами. Он мог достойно и непринужденно беседовать с английской королевой, президентами разных государств п вместе с тем вести уважительный разговор с простыми людьми. Юрий Алексеевич рассказывал мне, как однажды под Ярославлем разговорился со старухой крестьянкой, которая, узнав его, крестясь, подошла «поглядеть на Гагарина».
Больше всех обожали его дети. Он не был для них только почетным гостем. В нем они видели своего товарища, друга, жизнь которого звала к упорному труду, увлекала на подвиг. Оказываясь среди пионеров, Гагарин запросто появлялся с нимп на спортплощадке, отправлялся в лес по ягоды, «на равных» принимал участие в обсуждении нового фильма. Выходец из народа, герой поколения, первооткрыватель Вселенной, Гагарин оставался в гуще народной, чем снискал себе безграничную любовь и уважение и у нас, и в других странах.
Он очень любил и ценил моих товарищей по искусству. Например, буквально боготворил Майю Плисецкую. Я об этом уже писала.
– Придет время, – говорил он, – когда Плисецкую будут считать символом балета.
Я часто видела Гагарина на спектаклях с участием Плисецкой в Большом театре. Любопытная деталь: когда на душе у него было легко, он спешил в Большой, если же сумрачное настроение посещало его – что бывало очень редко, – он шел в цирк, справедливо считая, что он способен вернуть человеку веру в то, что прежде казалось невозможным.
Я не раз и не два пела в Звездном, и он, по-моему, не пропустил ни одного выступления. Особенно любил песни Александры Пахмутовой. А больше всего ему по душе была светловская «Каховка».
Мы очень дружили, хотя виделись не так уж часто. Но если выпадало быть вместе в зарубежной поездке, на отдыхе или просто на концерте в Звездном, никак не могли наговориться и напеться вволю.
Как-то я его спросила:
– Юра, что ты делаешь, когда устаешь?
– Запираюсь у себя в кабинете.
– А когда устаешь еще больше?
– Выхожу на улицу. Иду к людям. Ведь моя слава принадлежит им…
Слава его, особая, гагаринская, принадлежала, конечно, и ему. Но не случайно свою личную славу он связывал со славой своей страны, оставшись образцом для подражания и восхищения.
Минуло несколько лет…
В ожидании своего выхода я стояла за кулисами венского «Штадтхалле». Удивительно легко и радостно пелось в тот вечер в большом концерте вместе с исполнителями разных стран. Свободные от выступлений артисты шутили, смеялись. «Что-то слишком много веселья, – пронзило мозг, – не к добру…» И тут кто-то принес за кулисы вечернюю газету, развернул… Я только увидела черную рамку… И портрет, еще лейтенантский, где он совсем молодой… И улыбка, его незабываемая улыбка.
– Гагарин погиб! – мгновенно разнеслось вокруг. Не успела толком расспросить, узнать – а уже вызов… Взглянула вновь – пет, трудно поверить. Язык прилип к горлу. А надо идти на сцену… Петь о любви, когда неожиданно вот так теряешь друга… Какие все-таки жестокие испытания преподносит порой актерская профессия!
Каждый шаг со сцены звенящей болью отзывался в голове, только дойти до кулисы – еще шаг, еще один. Голова закружилась, а когда открыла глаза – вокруг меня участвовавшие в той международной программе артисты: австрийцы, англичане, французы. Сбщее горе объединяет людей, ведь Гагарин был гражданином всей планеты…
Помню, один американский певец сказал мне:
– Как же вы не уберегли Гагарина? Он же был первым космонавтом не только вашей страны, но и всего мира?
– Надо знать Гагарина, – ответила я. – Он не был бы самим собой, если бы думал о покое, если бы не рвался в небо.
В тот скорбный день в Вене я дала себе слово подготовить специальную программу, посвященную нашим героям-космонавтам.
Мои планы сбылись в апреле 1971 года, когда отмечалось десятилетие первого полета человека в космос.
На сцену вышел диктор
