Последнее интервью - Бэлла Алексеевна Куркова

Впечатления были очень яркие. Я написала большой материал в своей «лагерной» комнатенке. Пошла на почту, отправила. Звонит Рубин, говорит:

– Какая ты молодец, вот такие репортажи надо присылать.

И присылает благодарность мне за ледовую разведку.

А через два дня – Восьмое марта. Все начальство и я со всеми южаковцами собираемся в клубе. Бал. Все нарядные, в красивой одежде. А у меня туфельки на шпильках. Я высокая. Тоненькая. Платье черное узенькое, в обтяжку рукава, юбка солнцем. Мне приносят мои десять стаканов компота с клубникой. Я упиваюсь ими. И вдруг слышу сзади голос:

– Разрешите вас пригласить на танец.

Я поворачиваюсь: стоит Соколов, с которым мы два дня назад летали в разведку. В это время Сашка Лобанов дергает меня за руку и говорит:

– Она приглашена.

Следом и наши заворчали:

– Она приглашена на все танцы.

И тащат меня на площадку. Я говорю:

– Сашка, ты чего, одурел? Это нормальный человек. А вы тут цирк развели.

Ну, мы станцевали с Сашкой, сели. Через танец опять подходит Соколов и представляется, кто он такой:

– Я Анатолий Леонтьевич, завсектором ленинградского Научно-исследовательского института Арктики и Антарктики. Позвольте мне с Бэллой Курковой станцевать хотя бы один танец.

Они разрешают. Я пошла с ним танцевать. Он говорит:

– Господи, как вы преобразились. Два дня назад гадкий утенок был. С хвостом, в куртке, в брюках. Как быстро гадкий утенок превратился в лебедя.

А у меня распущены волосы… Вилкой, нагрев ее на электрической плитке, я делала завивку. Чукотские мои друзья первое, что спросили после танца:

– Ты где этого хмыря отыскала?

Я отвечаю:

– Во-первых, он не хмырь, а хороший специалист, я в Гидрометцентре узнавала. Во-вторых, я с ним слетала на ледовую разведку, что же вы тогда не паниковали? Вы же знали, что я лечу на ледовую разведку?

– Мы думали, что ты с нашим Гидрометцентром. Ну, он вроде ничего, ладно. Но все равно хмырь.

Такая была корпоративная ревность. Дальше они подружились с Анатолием Леонтьевичем. А я рассказала, что он обещал мне помочь поехать в Антарктиду. Но с Антарктидой не получилось – женщин тогда туда не допускали.

«Корабли!»

Был такой купец Никита Шалауров – потрясающий географ, потрясающий путешественник. Он первым начертил карту этих мест. Он приехал сюда пушниной заниматься. А потом увлекся географическими открытиями. Он все время чертил берега, карты свои делал. Никита Шалауров твердо знал, что есть проход в Тихий океан. А Тихий океан, как говорится, за углом был. Но надо было туда пройти. Он так и не нашел этот выход в Тихий океан. Он умер зимой от голода в районе Северного Ледовитого океана, на мысе Шелагский. Рано пошел лед, и они как-то не смогли перебраться на материк. Судно было сломано льдом очень сильно. Они все погибли, но их тела Врангель нашел. И Врангель их похоронил как мог. Олег Куваев потом найдет могилу Шалаурова, там, где зимой он застрял и погиб от голода вместе с теми, кого с собой позвал.

И вот у Шалаурова любимыми были эти места рядом с Чаунской губой. Это очень своеобразно красивое место. Такой узкий Чаунский залив идет. Потом остров Роутан. Потом продолжается океан. А вокруг сопки. Какое-то пространство открыто. Смотришь с сопки на Северный Ледовитый океан, видишь – море небольшое. А это океан! Я этот восторг ощущала…

Когда начинается навигация – это зрелище невероятное. Ничто не может с этим сравниться. Из-за далекого поворота вдруг показываются белоснежные корабли. Море спокойное-спокойное. Такой зеленовато-оранжевый цвет. Ну точно – другая планета. Абсолютно. Ни с чем не сравнимо. Я часто ощущала себя там, как на Марсе. Так мне казалось, что так должно все выглядеть на Марсе. И вот, корабли скользят по этой воде. А вода – ни одной волны не видно, гладкая. Гладкий океан. Никакого звука нет, и нерпы всплывают. Это еще одна причина, почему невозможно забыть Чукотку.

Одна сопка привлекала меня тем, что была выше всех других. И чуть дальше по мысу. Там почти мыса не было, маленький кусочек земли от моря отделял эту сопку. Сопка черная. Явно сыпучая. И вот должна была начаться навигация, и я подговорила ребят подняться на эту сопку. Посмотреть на корабли. Согласились не все. Согласился Богдан, согласился Лобанов, согласился Юра Ковальчук, сын Богдана, я, естественно, как заводила, и кто-то еще из южаковцев.

Надо было лезть в четыре часа утра, потому что где-то в пять обычно появлялись корабли. Мы полезли на сопку. Но под нами не просто сыпалась галька, под нами просто град камнепада шел. Первый поднимался Юра, сын Богдана. Второй была я. За мной шел райкомовец. Затем Сашка Лобанов.

На этой сопке ничего не росло. Если травы хоть немного есть, то тогда можно уцепиться. Камни острые, за них уцепишься, и летит град этих камней. В общем, на середине пути я точно была уверена, что виновата, что всех их уговорила смотреть с сопки на корабли.

Я уже начала съезжать вниз, но Юрка меня подхватил за руки. И втянул на последних метрах на вершину. Мы добрались до верха, не упав в море, потому что у нас не было шансов упасть на землю, сорвавшись, мы бы сразу попадали в Певекский пролив.

Довольные, мы легли на землю. У кого царапины, у кого синяки. В общем, это что-то было страшное с нами. Лежали бездыханными. И вдруг Юрка кричит:

– Корабли!

Мы повскакивали и видим: белоснежные корабли. Целый караван. Они идут медленно. Впереди ледокол, хотя льда уже нет. И вот, когда они поравнялись с нашей сопкой, мы им помахали рукой. Нам тоже ответили. Так навигация началась.

Потом, когда мы пошли спускаться с другой стороны, потому что понимали, что здесь мы не сползем, та, другая сторона сопки оказалась совершенно нормальной, пологой, а я этого не знала. Я говорю:

– Вы же здесь все давно живете, какого черта вы не сказали, что вот сюда лезть нельзя?

А Богдан, усмехаясь, говорит:

– Интересно, моя прелесть, ты бы кого-нибудь послушалась?

Я подумала: и впрямь, я бы никого слушать не стала. Раз нельзя, так вдвойне интересно.

Ну, обратно мы нормально спустились. Когда мы появились, все были встревожены – Алла Семеновна, Инесса, все южаковцы уже собрались. Они решили, что что-то произошло, они не знали, на какую сопку мы полезли.

Потом нас очень долгое время обзывали скалолазами. Но мы гордились, что все-таки на эту самую сложную