Товарищество на вере. Памяти Инны Натановны Соловьевой - Анатолий Смелянский
Обнимаю сердечно. Т.
21.06.2019
Москва
Толя, родной и любимый!
Дочитала все собранное по твоему плану, т. е. весь текст Кудрявцева. Я поздравляю нас: книга вышла чудесная, такая, какую и хотелось сложить. Она сложилась, ее ждут, ее нельзя задержать. Она прекрасна. У меня на душе тоже прекрасно, как тогда, когда вы с Олей были у меня. <…> Целую крепко, обнимаю, радуюсь. Ай да мы! Все сделали как надо, а твое, мое послесловие к книге еще до меня не добралось.
Просьбу насчет переноса статьи могла бы мотивировать, но, вероятно, ты прав. Последняя тетрадь открывает книгу законно и правдиво.
И молитва под конец тоже на месте. Могу прибавить только: «…и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим…»
Это тоже слышится «за кадром».
Люблю, благодарю, радуюсь. Твоя Инна.
30.08.2019
Москва
Толечка, боюсь предаться надежде, боюсь поверить, что все кончается благополучно, с наименьшими потерями в людском составе. Кудрявцев по вредоносности длительного общения с ним оказался на уровне гениев, давно известны фигуры, с которыми лучше никогда не заводиться бы, но кто бы мог подумать, что Кудрявцев опаснее, допустим, Макбета.
Когда уехала Настя, я оказалась совершенно оторванной от общения с тобой. Я понятия не имею, что за вирус на тебя навалился[26]. Ты не можешь себе представить, как мне хотелось бы, чтобы все оказалось совсем, совсем позади и совсем, совсем без последствий. Как мне без тебя трудно и как мне стыдно. Я не могу никак найти слов отблагодарить тебя за твою самоотверженность, за щедрость по отношению и к этой работе, и ко мне лично. Действительно, не могу выразить. Не могу простить себе, что так или иначе, но оказалась виновата во всех сложностях последних месяцев. Может быть, я еще вредоноснее, чем Кудрявцев?
Прости меня, Бога ради. Пребываю в своем состоянии «колясочника» и счастлива, что вернулась Настя, которая теперь для меня основная и единственная, в сущности, возможность поддерживать с тобою связь. Все остальные ведь разболелись. Бедная Таня Горячева ведет себя с образцовым мужеством. Я считаю, что во всей этой нашей тяжелой работе она была действительно работник образцовый и обрела какие-то новые самостоятельные умения. Как бы я ни горевала из‑за всех осложнений, сопутствующих нашей последней работе, дело стоило всех наших усилий. Я уверена, что книга Кудрявцева одно из лучших фирменных изделий нашего сектора. Я жду презентации как двойного праздника. Мечтаю, как все это пройдет. Мечтаю увидеть тебя здоровым. Мечтаю увидеть тебя счастливым. Мечтаю, мечтаю, мечтаю…
Пожалуйста, будь здоров, пожалуйста. И расскажи, чем был болен.
Твоя И.
Прости мой рыдающий тон, другого, на радостях, никак не могу обрести.
30.08.2019
Кейп-Код
Инночка, дорогая и давно родная, спасибо за письмецо.
Про свои болезни говорить не хочется, тоскливая тема. Все произошло по Булгакову: дело не в том, что мы смертны, а в том, что внезапно смертны. В середине солнечного дня, без всякой видимой причины, случился коллапс всех важных систем – поджелудочной железы, печени и желчного пузыря. Лекари называют этот случай септическим шоком. На выписке из госпиталя кейпкодовского они сказали, что я был в часе от ухода. Но вот не ушел, чему рад (несмотря на то, что ты меня бы сейчас не сразу узнала). Мы пока на Кейпе, сижу на жестокой диете и радуюсь любому солнечному дню.
А. Смелянский с внучкой Кирой. Прогулка по Кругу Кунамессета. Фото из личного архива А. Смелянского
Не благодари меня за Кудрявцева, я это делал из любви к тебе и к делу, которое мы затеяли. И мы доведем дело до конца очень скоро. Поскольку Настюшка вернулась, возобновим переписку.
Буду рад любой твоей весточке.
Обнимаю 100 раз.
05.09.2019
Москва
Толечка, радость моя, как я счастлива, что этот мне неведомый безымянный вирус отступился от тебя. Что кроется под псевдонимом «септический шок», не знаю, лишь бы тебе стало легче. И лишь бы не повторялось никогда.
Наверное, сентябри в бостонском округе соответствуют старой доброй «индейской осени». А у нас за окном сегодня вполне прекрасно из‑за законов невнятного августа. По законам невнятного августа листва забронзовела, березы совершенно золотые и на удивление густа зелень больших, необлетевших, схваченных на лету пышных деревьев.
Толечка, радость моя, прости и не знаю, как передать тебе, – я не знала, что благодарность может так терзать и вымучивать, если ее ничем не выразить. Я ведь понимаю, как ты утомлен, а этот Иван Михайлович в противовес своему тезке Москвину не из тех, в общении с которым набираешься сил и внутреннего лада…
А теперь я хотела бы, чтобы фирма занялась бы дневниками Василия Васильевича Лужского, и это как противоядие, это антисептик. Это до того чисто и ясно, и не зря К. С. в одном из последних писем из США твердо говорит: Василий Васильевич лучший человек в Художественном театре, другого такого не было и нет. Рядом с ним и так же хороша Книппер, говорит К. С. далее. То же внутреннее спокойствие, глубокая невозмутимость, свет, который сам себе светит и всем светлее. О МХТ как о легенде праведной земли и как о реальности. Потому что она ведь и есть праведная земля. Как бы здесь ни грызлись и как бы их всех ни портили.
Нет, нет, не помру, пока не будут напечатаны еще две книги, пусть все прочтут «Моя жизнь в труде и борьбе» Судакова и контрдействием к нему записи, которые ведет Лужский, уничтожая свои старые записные книжки. Как там у трамвайной остановки близ Дома Советов, где как театральные афиши объявляются идущие здесь заседания очередных процессов Промпартии и прочее. И как там переносили остановку и люди продолжали
