Читаем вместе с Толстым. Пушкин. Платон. Гоголь. Тютчев. Ла-Боэти. Монтень. Владимир Соловьев. Достоевский - Виталий Борисович Ремизов
Смерть равняла всех и всегда. В этом равенстве ее преимущество перед жизнью, но слишком часто равенство оборачивалось абсурдом. Толстой и Монтень в молодости пережили взрыв негодования, столкнувшись с преждевременной смертью добрых и талантливых людей.
«Никогда никого я так не любил, как этого человека, которого никогда не видел, — писал Толстой о рано умершем мыслителе и поэте Н. В. Станкевиче. — Что за чистота, что за нежность! что за любовь, которыми он весь проникнут, и такой человек мучился всю жизнь и умер в мученьях…» (60, 274).
А в другом письме вопрошал:
«И зачем? за что? мучилось, радовалось и тщетно желало такое милое, чудное существо. Зачем?.. ничем кроме грустью и ужасом нельзя ответить на этот зачем» (60, 272–273).
Еще большую драму жизни пережил Монтень, когда в течение нескольких дней у него на руках умирал друг.
«Другая жизнь…»
О бытии, времени и бессмертии
В 1865 г., через пять лет после смерти брата Николеньки, Толстой, читая в книге Гизо-Витт доказательства в пользу религии, написал «статейку по мысли», данной ему Монтенем (48, 65).
Какая именно мысль Монтеня послужила Толстому поводом к написанию фрагмента «О религии» (1865) — трудно сказать, но весь текст философского этюда пронизан духом монтеневского сомнения и скептицизма.
Вот некоторые мысли этого неоконченного сочинения автора, активно работавшего в эти годы над романом «Война и мир»:
— «самой безбожной книгой» могла бы стать книга, в которой собраны были бы все доказательства бытия Бога (Монтень называл споры вокруг этой проблемы «гвалтом философских школ»);
— человек не получает должных ответов на вопросы «зачем я живу, есть ли Бог и т. д., и не может удовлетвориться ответом, что есть живой Бог, и что живет он для будущей жизни», а главное, он пребывает в вечном сомнении относительно бессмертия души;
— расплывчато понятие «человечество», а потому «все выводы историков, говорящих о ходе человечества, суть слова и туманная умственная игра, не имеющая никакого значения», «человечество есть ничто, и потому-то <…> получаем произвольные и ложные выводы»;
— «религия сама по себе не есть истина, так как религий много есть, было и будет, а есть только произведение человеческого ума, отвечающее на известную склонность, как гадания, песни и т. п.» (7, 125–127).
В ранний период творчества монтеневский скептицизм был близок Толстому. Отсюда критика религии, недовольство тем, что нет ответов на главные вопросы жизни, посягательство на Бога, сомнение в бессмертии души…
Потребовались годы, чтобы преодолеть скепсис во взглядах на жизнь, смерть и бессмертие, пережить рождение духом, выйти на путь обретения спасительной веры.
Монтень и Толстой презрели какую-либо определенность в вопросе бессмертия. Оба, подобно кентавру Хирону, понимали нецелесообразность вечной жизни во плоти. Примечательна в этом смысле пометка Толстого, сделанная им, скорее всего, в 1884 г., незадолго до начала работы над трактатом «О жизни», где он предложил свое понимание духовного бессмертия.
На странице же 89 первого тома «Опытов» Толстой отчеркнул фрагмент текста, в котором Монтень от имени Судьбы обращался к людям с разъяснением пагубности вечной жизни тела, и в этом фрагменте он подчеркнул третье, четвертое и пятое предложения, а на полях возле них поставил знак NB (хорошо):
«Ни людей, ни жизнь человеческую не измерить локтями. Хирон отверг для себя бессмертие, узнав от Сатурна, своего отца, бога бесконечного времени, каковы свойства этого бессмертия. Вдумайтесь хорошенько в то, что называют вечной жизнью, и вы поймете, насколько она была бы для человека более тягостной и нестерпимой, чем та, что я (судьба. — В.Р.) даровала ему. Если бы у вас не было смерти, вы без конца осыпали б меня проклятиями за то, что я вас лишила ее. Я сознательно подмешала к ней чуточку горечи, дабы, принимая во внимание доступность ее, воспрепятствовать вам слишком жадно и безрассудно устремляться навстречу ей. Чтобы привить вам ту умеренность, которой я от вас требую, а именно, чтобы вы не отвращались от жизни и вместе с тем не бежали от смерти, я сделала и ту и другую наполовину сладостными и наполовину скорбными» (1802, 1, 89 / Кн. 1, 90).
Столь пристальное внимание Толстого к этому фрагменту вполне закономерно. В нем присутствовал сам факт отрицания физического и мистического бессмертия, и это было созвучно душе русского писателя. На часто задаваемый вопрос «Что ждет человека за порогом смерти?» Лев Толстой отвечал вполне определенно: «Не знаю». Однако в духовное бессмертие человека он все же верил. В чем же суть этой веры? Первоначально трактат «О жизни», писавшийся почти в одно время с повестью «Смерть Ивана Ильича», был озаглавлен «О жизни и смерти». Но впоследствии Толстой вычеркнул слово «смерть», ибо ее нет там, где была и есть истинная жизнь духа.
В «Опытах» Монтеня лишь намечена подобная связь между тем, с чем человек приходит к концу своего существования, и тем, что есть самая смерть. Поздний Ренессанс не мог не отразиться на концепции книги. Вера в безграничные возможности человека была подточена, и Монтень откликнулся на происходящие изменения своим скепсисом. Его жизнь протекала между желанием веры в бессмертие и сомнением в нем, а по сути, отрицанием его. Выпав из одной системы ценностей, он не вошел в другую, остановившись на полпути ее создания. Философ и сам сознавал это, называя свои раздумья «Опытами» («эссе»).
Толстой оказался в иной ситуации. Эпоха нуждалась в нравственных ориентирах, создании такой духовной концепции воскресения человека и человечества, которая могла бы обладать всем арсеналом средств ненасильственной борьбы против зла и жестокости. В этой концепции Толстой отводил особое место идее духовного бессмертия человека.
Монтень разрушал в сознании своих современников иллюзию мистического бессмертия. Толстой пошел по тому же пути, но понимал, что этого недостаточно. Без сознания бессмертия человек распадется, уподобится растению или лесному зверю. Глубоко прочувствовав потребность в бессмертии каждого, кто пришел в мир, Толстой поставил вопрос о нравственном бессмертии личности, о связи отдельной человеческой жизни с прошлым, настоящим и будущим.
На слова Монтеня: «Жить и умирать — это одно и то же» — Толстой ответил по-своему. Он превратил воспоминание о рано умершем брате в доказательство существования духовного бессмертия. Когда читаешь эти
