Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева
Однажды утром я просыпаюсь и слышу, что бухают далеко орудия. Отец очень обрадовался, я тоже поддался настроению всей семьи и обрадовался. Большевики стали, наоборот, волноваться; тогда я ясно понял, что они нам враги. Вдруг утром в городе послышались крики, выстрелы и стоны. Я выскочил на улицу и вижу, что по городу скачут всадники в погонах; в окна стали прыгать комиссары; наш квартирант, тоже полуголый, кинулся в окно, но его убили из винтовки; потом они уехали, и в город вступили большевики.
4 класс
де Витт Г.
Мои воспоминания с 1917 года
Я жил в семнадцатом году в Петрограде. Мне тогда было 9 лет. Я жил с моими родителями на Петроградской стороне. Дни революции я помню плохо. Меня никуда из дому не выпускали. Я помню, что ходили процессии с флагами, пели песни и т. д.
Иногда я слышал стрельбу. Мои родители стали поговаривать об отъезде на юг. Накануне отъезда мы переехали к бабушке, ее дом находился недалеко от Николаевского вокзала. На вокзал мы ехали в автомобиле. На вокзале была страшная сутолока, носильщиков не было. Вещи переносили мой отец и бабушкин швейцар. В вагоне также было очень тесно, и мне пришлось залезть на полку. Я очень разочаровался. Я думал, что будет так же удобно ехать, как и раньше. Мой отец остался в П<етрограде>, его служебные дела не позволяли ему уехать. Я не помню, как мы ехали. Помню, что мы останавливались в поле. Один раз нас остановили в поле. Оказалось, что это были какие-то представители, ехавшие на моторе со своими дамами. Но в вагоне подняли такой крик, что они поспешили убраться. Были обыски, солдаты искали оружие и еще что-то, и меня все это злило. Но наконец мы приехали. Это была станица недалеко от Екатеринодара, и наз<ывалась> она Старомышастовка. Я опять остался недоволен и думал, почему отец именно избрал эту станицу, а не город. Станица лежала довольно далеко от города. Мы поселились у одного казака, заняв три комнаты. Некоторое время мы жили, но потом и сюда пришли большевики. Начались безобразия, обыски, аресты и т. д. Однажды ночью начался обстрел станицы. Нас потащили в погреб. Мне очень не хотелось туда идти, и я говорил, что лучше не прятаться, потому что если снаряд попадет в погреб, то всех убьет.
От отца мы не получали никаких известий. Деньги стали кончаться, и мать решила, что надо ехать в Петроград. Но в это время мы получили известие, что отец к нам приедет.
В Петрограде стало трудно жить. Отец приехал через 6 недель, он ехал на лошадях, шел пешком и наконец добрался до Екатеринодара. Но тут его арестовали за то, что у него было оружие. Мать плакала, и я плакал тоже. Мне было очень жаль отца. Но через несколько дней он приехал ночью. Я его сразу не узнал, до того он изменился. Он похудел и поседел. Но вот стали ходить слухи, что приближаются добровольцы. И в одно прекрасное утро они вступили в станицу. У меня на душе было очень радостно. Все они были прилично одеты, у всех были погоны и кокарды. Они у нас пробыли несколько дней, а потом пошли дальше. Мой отец уехал в Екатеринодар, чтобы поступить на службу. Нам стало лучше жить. Я ходил в город к отцу. Он служил в Добровольческой армии. Дела у армии шли хорошо. Но потом стали ходить печальные слухи, что дела ухудшаются. Меня это очень печалило. Мы переехали в Екатеринодар, потом в Ростов.
Дела шли плохо. Жизнь стала очень тяжела. Мне приходилось вставать очень рано, чтобы идти в очередь получать хлеб. Все уже выдавалось по карточкам. И вот однажды утром в городе началась паника, все спешили на вокзал. Мы поехали тоже. На вокзале творилось что-то невообразимое. Мы сели в поезд и поехали. Мне очень трудно было расставаться с отцом, я хотел остаться с ним. Мы оставили все свои вещи и взяли только самое необходимое, а остальные вещи должен был привезти отец. Мы приехали в станицу Крымскую; там мы должны были жить. В тот же вечер приехал г. Крылов со своими дочерьми и остановился в том же доме, где и мы. На другое утро он заболел и вскоре умер от сыпного тифа. Потом приехал отец, но без вещей. Вещи он оставил в Ростове с писарем. На другой день приехал писарь. Мы были на похоронах г. Крылова. Он нам рассказал, что наши вещи были погружены в эшелоны, но на какой-то станции на них налетели большевики и разграбили, а сам он еле спасся. Мы очутились совершенно голые. Но потом нам выдали кое-что из Красного Креста.
Из Крымской мы поехали в Новороссийск. Там мы поселились в каком-то театре. Там шли представления, и я был очень доволен. Там мы получили известие, что наша квартира в Петрограде разграблена. Это было для нас большим ударом. Потом пришло известие, что умер дедушка. Это было сильным ударом для отца и для меня. Потом мои родители решили, что надо эвакуироваться. И мы через некоторое время погрузились на пароход «Анатолий Молчанов». Мой отец остался в России. При расставании мы все плакали. У меня было такое чувство, будто я отца больше не увижу.
На пароходе нам было довольно плохо. Мы стояли долго в Константинополе. Никто не знал, куда мы едем. Наконец мы приехали к месту назначения, это был о. Кипр. Я смотрел на него с парохода, и мне он очень понравился. Нас разместили в бывшем турецком лагере в довольно грязных бараках. С одной стороны жили еще пленные турки, а с другой – беженцы, приехавшие до нас. Наше новое место мне очень не понравилось. Местность была открытая, бараки плохие и без перегородок. Недалеко было море. Нас держали в карантине. Лагерь был окружен тройным забором из колючей проволоки, и на каждом углу стоял английский часовой. Мне это было неприятно, тем более что недалеко находилась старинная крепость (Фамагуста), куда мне хотелось пойти. Однажды мы умудрились удрать. Нас чуть-чуть не арестовали, но мы благополучно удрали.
Сеченков
Мои воспоминания с 1917 года
Я жил в Каменской станице, учился в приходской школе. Помню хорошо, как нас распустили. Мы, конечно, ничего не понимали, почему это так вышло и очень быстро. Я был рад тем, что отдохну немного, и так же другие мои друзья. После этого
