Длинные ножи - Ирвин Уэлш
– Знаю, – отвечает Холлис с абсолютной убежденностью.
Билли Лейк хмурится и, указывая на дверь каюты, приглашает их внутрь. Достает несколько бутылок пива из ведерка со льдом, и они садятся за столик.
– Если кто-то отрезал член одному из этих гребаных аристократов, лично мне на это насрать, но так не надо делать, и мне не нравится, когда кто-то так себя ведет, – заявляет он. – Это неправильно, не по-пацански, и мы так не делаем.
– Да, кто-то тут явно попутал, Билл, – соглашается Холлис.
– Но из-за чего такие крайности? Мы что, в мексиканском картеле? – рассуждает Лейк. – Либо они сами стали жертвой педофилов, либо их ребенок.
– У меня такое же чувство, Билл, – соглашается Холлис. – И Рэй тоже так думает. Мы с ним всю жизнь за этими тварями охотимся. Да, убийство и нападение реально жестокие, но, как ты сказал, очень похоже на месть.
Билли Лейк медленно кивает, поднимает свою бутылку "Сан-Мигеля" и делает глоток.
– Если этот пидор Пиггот-Уилкинс баловался с детьми, он полностью заслужил то, что с ним случилось, и даже больше. Мне теперь даже интересно стало. Я с педофилами не работаю. Я их уничтожаю.
– Я знаю, Билл, – повторяет Холлис. – Потому-то мне и нужно имя.
Лейк мрачно смотрит на Холлиса, который остается, как кажется Ленноксу, впечатляюще спокойным.
– Я думаю, ты знаешь, кто это, – наконец произносит он.
– Уоллингем, – говорит Холлис. — Он не заказывал ту шлюху, но подставил тебя, чтобы ты разобрался со мной. Мне надо было убедиться, Билл. Я бы не пошел против такого ублюдка, не посоветовавшись сначала с тобой.
Билл коротко кивает.
– Если это изнасилование или насилие над детьми, порви эту суку на куски. И мне немного оставь, – Он смотрит на море. – Я ему подготовлю хорошую бочку и дырок в ней понаделаю, чтобы рыбам было удобно его жрать. Но... – Он смотрит на них обоих убийственным взглядом. – убедись, что эти чуваки не только с проститутками балуются. Усек?
– Если бы дело было только в этом, – говорит Холлис. – я бы к тебе не обратился. А если бы оно так и было, он бы не нанимал твоих парней, чтобы они нанесли мне неожиданный визит.
Леннокс слегка напрягается, думая, что Холлис уже перегибает палку, прямо намекая на то, что Уоллингем принимает Билли Лейка за дурака.
Лейк пристально смотрит на них. Убийственная ярость, кажется, на секунду охватывает его, а потом исчезает.
– Просто лишний раз все проверь, – уже спокойнее говорит он.
В машине на обратном пути в Лондон Леннокс говорит:
– Рисковый ты парень.
– Других вариантов не было. Я хотел, чтобы Лейки решил, что Уоллингем использует его, как лоха. Ему это точно не понравится.
– А что, если все не так было?
– Об этом, – и Холлис закатывает глаза. – даже и думать не хочется. Но нам надо найти Уоллингема. Если он хоть немного соображает, он должен был залечь на дно, потому что чувак, который использовал его имя, чтобы нанять людей Лейка, должно быть, и есть убийца.
Но все, о чем может думать Рэй Леннокс, постоянно проверяя телефон, – это как поскорее вернуться в Эдинбург и найти своего племянника.
29
Он понимает, что ему что-то запихивают в рот. Что-то маленькое и воскообразное, возможно, ему оно покажется знакомым... Открывает глаза под повязкой, чувствует, что руки и ноги связаны, но, вероятно, видит вторую голубую ромбовидную таблетку, которую перед ним держит чья-то рука. Она контрастирует с длинными красными ногтями и розовой кожей. Он напрягается, как будто чувствует, что сейчас самое время оказать хоть какое-то сопротивление, укусить эти пальцы, но мой второй удар молотком приходится ему по лбу... Видя, как откидывается назад его голова, я понимаю, что врезал от души, хотя из-за того, что мы ему дали, боли он почти не чувствует. Она открывает ему рот и светит фонариком внутрь... его отвисшая челюсть почти не двигается, когда он проглатывает вторую таблетку...
– Ну вот и все... хороший мальчик, – говорит она.
Затем его голова склоняется набок, так как им снова овладевает сонливость, и это та часть, которую меня меньше всего удовлетворяет. Так хочется узнать, что же сейчас происходит у него в голове. Он осознает, что его тело находится в каком-то неизвестном месте, ему неудобно, и терпеть можно только благодаря анестезии. Последующие сны, как мне кажется, представляют собой смесь забвения и эротики. Вероятно, мои догадки верны: у него эрекция, он начинает приходить в его сознание... он слышит в голове какие-то сексуальные звуки... и вот он...
... снова просыпается привязанным к кровати, голова подперта несколькими твердыми подушками, которые я купил в магазине "John Lewis". Поэтому он вынужден смотреть на телевизор, установленный перед ним на телескопической ножке. На экране мужчина и две женщины занимаются сексом в различных позах. Но...
...чуть ниже его эрегированный пенис, на котором уже есть легкий символический порез, нанесенный острием моего ножа, торчит сквозь лезвия мощного промышленного болтореза.
Или торчал.
Он поднимает взгляд на ее лицо с размазанной губной помадой и слегка сдвинутый набок светлый парик. Ее пальцы с накрашенными ногтями обхватывают ручку режущего устройства. Здоровой рукой я включаю музыку, неуместно веселую песню "Skiing in the Snow" группы "Northern Soul", и вот мы видим в его затуманенных глазах первую искру страшной догадки. Теперь он, наконец, понимает.
Затем она оскаливает зубы и одним яростным движением отрезает ему член почти у основания.
Падая с кровати, тот уже успевает уменьшиться вдвое, пока достигает пола. Из темной дыры над его обвисшими яйцами хлещет кровь.
Но мы не закончили: еще один штрих. Сквозь туман он, должно быть, чувствует, как мы что-то делаем с его глазами. Он, наверное, думает: они меня и зрения хотят лишить?
Нет.
Мы не заберем у него зрение. Наоборот.
Кровь бежит по глазам, которые он не может закрыть. Он будет вынужден смотреть. Он должен стать свидетелем.
Он как бы со стороны наблюдает за тем, как его уродуют.
Ревущий трек, где поют о том, что в хижине внизу тепло... он слышит голос, леденящий душу, знакомый.
– Мы самые крутые лыжники в городе...
В этих больших, глуповатых глазах появляется проблеск ума. Ну, конечно: это она. Как он раньше не понял?
Полицейский завершил свое последнее дело. Он смотрит, как кровь вытекает из его кастрированного тела, растекается между ног, заливая экран телевизора и простыни... Он знает, что конец никогда не бывает счастливым.
Он просто не думал, что все закончится так плохо. И так скоро.
Он наша третья жертва. Мы планировали, что он