Длинные ножи - Ирвин Уэлш

– Она обрела покой, Джойс... но мы... ей нужно, чтобы мы его тоже обрели, – с надеждой говорит Алан. Он смотрит на Леннокса. – Этому человеку не все равно, Джойс, он действительно старался найти ее. Он поймал этого зверя Хорсбурга...

– Простите, что не смог найти ее живой, – Леннокс чувствует, как его голос срывается, за ним вот-вот последуют его собственные слезы. Он крепко зажмуривает глаза. Все эти годы он пытался стать профессиональным полицейским, и вот все его навыки и умения ушли, утекли, как слезы, вытекающие из-под век и заставляющие его провести тыльной стороной ладони по лицу. – Я так старался. Я действительно сделал все, что мог.

Превратившийся в хриплое карканье голос Алана Ллойда все же обладает странной силой и убежденностью.

– Мы знаем, сынок. С самого начала ты вел себя не так, как остальные. Мы знали, что тебе не все равно.

Леннокс подавляет судорожный всхлип, встает и кивает.

– Да, мне не все равно, – внезапно произносит он страдальческим голосом, как несправедливо обиженный ребенок. – Я так ненавижу этих нелюдей! Просто ненавижу, – и он дрожит от страха и ярости, а потом вдруг оказывается в объятьях Ллойдов. Они оба, мать и отец, крепко обнимают его.

Это то, чего ты хотел от своих мамы и папы, когда вышел из того туннеля...

Он вдыхает слабые запахи Ллойдов: лосьона после бритья Алана, пудры Джойс. Это все так неразумно, как сказала бы Драммонд.

– Да, сынок, но теперь, благодаря тебе, мы сможем попрощаться с Хейзел. Ты помог нам обрести покой, – спокойно продолжает Алан. – Теперь он нужен тебе самому.

– Покой, – говорит Леннокс, освобождаясь от их объятий. Он снова смотрит на фотографию, и им овладевает новая мысль. Он представляет, что это Труди, более молодая версия ее матери, на такой же каминной полке. Чета Лоу и их единственный ребенок, дочь Джоанны и Дональда, которого теперь тоже не стало. – Хейзел была вашим единственным ребенком?

Алан молча кивает.

Затем Леннокс покидает дом Ллойдов. К входной двери многоквартирного дома ведет длинная лестница. Спускаясь, он все думает о Кондитере.

Ты ненавидишь ублюдка. Готов просто разорвать его голыми руками. Как бы тебе хотелось причинить ему такую же боль, чтобы он узнал, что такое страх и страдания. Просто уничтожить тварь. Изуродовать его.

Повернувшись спиной к дому Ллойдов, он направляется вниз по улице, в холодную темную ночь. Идет по подземному участку старой пригородной железной дороги Эдинбурга, этой сети пешеходных дорожек, пронизывающих город. Леннокс решает не возвращаться в штаб-квартиру полиции в Феттсе, но все еще жаждет компании самых задолбанных работой копов в отделе.

По тем подземным маршрутам, о которых знают лишь немногие туристы и приезжие, он добирается до центра города, направляясь в "Ремонтную мастерскую". Он входит в бар, как темный призрак, нарушая царящую там относительную тишину. Но того, с кем он хочет поговорить, там нет.

Норри Эрскина нигде не видно.

Трудоголик Скотт Маккоркел, примостившийся за стойкой бара, поднимает на него глаза от компьютера. Инглис смотрит в его сторону от доски для дартса, где он только что набрал приличные сто сорок очков. Только Гиллман, уплетающий рыбный ужин, принесенный из закусочной через дорогу, кажется, не замечает его появления.

Рядом с ним стоит Харкнесс, нервно прихлебывающий "Гиннесс".

– Ну, вся банда в сборе, – беззаботно говорит Леннокс.

– Привет, Рэй... да, кроме Эркскина, – отвечает Харкнесс, клюнув на наживку. Леннокс обращает внимание на то, что два других отсутствующих сотрудника отдела тяжких преступлений, Драммонд и Гловер, исключены из "банды" в силу своего пола.

Гиллман отрывается от своего рыбного ужина.

– Да, этого придурка из Глазго нигде не видать. Он вчера набухался, а потом шлялся по стрип-клубам. Может, и в сауну какую заглянул, чтобы разрядиться. У пизденыша, вероятно, жестокое похмелье, так что он скорее всего дома будет весь день дрочить на порнуху.

Что там происходит с Эрскином и следишь ли ты за Драммонд?

Не подавая вида, что он все слышал, и подавляя желание расспросить поподробнее, – Гиллман сразу почует "режим полицейского" – Леннокс, заказывает "Стеллу" и слышит, как Маккоркел вмешивается в разговор:

– Доказано, что порнография снижает чувствительность у мужчин, затрудняя им достижение и поддержание эрекции.

Гиллман недоверчиво оглядывает бар.

– Так у нас главный эксперт по стоякам, – Он указывает на Маккоркела. – это тот, у которого ни разу настоящей дырки было? Ебаный король инцелов? Иди ты на хуй, мистер компьютер, – со смехом заканчивает он.

Маккоркел краснеет почти в цвет своих рыжих волос, пока Леннокс садится рядом с ним.

– Зацени, – Дуг Арнотт, которого Леннокс считает типичным ветераном отдела по тяжким преступлениям – разведенный алкоголик, питающий неопределенную злость на весь мир, – показывает фотографию обнаженной молодой женщины на заставке своего телефона.

– Старовата уже для бритой пизды, – рычит Гиллман, опрокидывая свой стакан. Леннокс отводит взгляд, а между ними повисает слово "Таиланд". – Жена на прошлой неделе тоже так сделала. А я ей говорю: отъебись ты со своими штучками, все молодишься.

В этот момент в бар входят два хипстера, щеголяющих шикарными бородами.

Гиллман и Эрскин...

– А вот некоторым пиздюкам следовало бы побриться, – сплевывает Гиллман. – Просто закон такой должен быть.

Да, хороши парни...

Внезапно, одним резким движением, Леннокс залпом допивает свое пиво и заказывает новое.

– Мы выигрываем, – жизнерадостно заявляет он, сумасшедшими глазами оглядывая своих коллег. – Выигрываем войну.

Глядя на его лицо, полное безумной энергии, они обмениваются нервными взглядами. Даже Гиллман не находит, что ответить. Маккоркел, на лице которого застыла робкая озабоченность, спрашивает:

– Какую войну мы выигрываем, Рэй?

– Войну против жизни, – ухмыляется Леннокс и поднимает стакан за здоровье остальных. Его глаза останавливаются на двери мужского туалета, и он нащупывает потными пальцами пакетик с кокаином в кармане брюк.

День пятый

СУББОТА

26

В комнату проникает утренний свет, который сначала вроде бы приносит Рэю Ленноксу облегчение. Он проснулся в собственной постели. Это единственная хорошая новость, потому что в остальном он чувствует себя отвратительно: голова раскалывается, руки и ноги будто свинцом налились. Вчера он слишком много выпил. Наверное, слишком много даже для него. Перед его мысленным взором встает самодовольное лицо Кита Гудвина. Он будто слышит очередные банальности о "выздоравливающих наркоманах", которые тот несет. Но его нос, одновременно заложенный и истекающий соплями, говорит ему, что настоящий вред нанес кокаин: именно он заставляет вас ложиться спать позже обычного. Иногда на несколько дней позже.

Он проверяет телефон и видит сообщение от Труди:

Где ты, Рэй, мать твою? Мне это совсем не нравится, но нам следует поговорить,