Огни Хафельберга - Софья Валерьевна Ролдугина
Но прежде чем Марсель захлебнулся, за вихры его на макушке дёрнули наверх, как морковку из грядки. За раздирающим грудь кашлем он не сразу осознал, что бедного телепата никто топить не собирается. Огромная ванная в доме Вальцев, знакомая розово-голубая плитка на стене, пластиковая ширма душевой кабины, злой как черт Шелтон, все в той же белой водолазке для особых случаев. — Нет, топить меня все-таки будут.
Вижу у тебя в глазах тень мысли, — холодно произнес стратег. — К сожалению, только тень. Марселю показалось, что ледяной океан из разума напарника потихоньку перетекает в ванну. Глубина в полметра сразу показалась ужасно опасной. — Ха! Ты… Ты меня нашёл, да? — Как видишь. Убедившись, что телепат способен прямо сидеть, не сползая под воду, стратег отстранился.
Как ты думаешь, о чём сейчас пойдёт речь? Воспоминания, слегка поблегшие из-за экстремального пробуждения, сжали горло стальной рукой. — Он убил её, Шелтон! Он… — Нет, не об этом! — повысил голос стратег, и от него пахнуло такой всепоглощающей яростью, что Марцель инстинктивно отшатнулся, теряя равновесие, и опять нахлебался воды.
О твоем поведении на вечеринке! Ты хоть понимаешь, что наделал? Ты вообще хоть изредка задумываешься, что творишь? С каждой фразой голос его звучал тише, каждое слово будто вбивало раскаленный гвоздь в позвоночник. Ты просто используешь людей, поддаешься порыву и внушаешь большим чёрт знает что, снимаешь естественные запреты и никогда не думаешь о том, что это за собой повлечёт. — Я думаю, я думал, что Рут будет хорошо. Из-за меня её сожгли заживо. Шелтон, я…
— Заткнись и дослушай. Кстати, это вторая твоя проблема — ты не умеешь слушать. Больное колено подогнулось, и Шелтон едва успел сесть на табуретку рядом с ванной. На окипенно-белой водолазке среди пятен от воды выделялись несколько блеклых розоватых мазков, на плечах и в районе горла.
Уже долгое время я смотрю на твои идиотские выходки сквозь пальцы. Видимо, зря, потому что чувства меры у тебя отсутствуют напрочь. Ты не знаешь, когда стоит остановиться, а ведь есть области, в которые вмешиваться нельзя. Ты ведь сам на своей шкуре испытал, что посягательство на разум и свободу воли, много хуже убийства, больнее.
Марцель почувствовал, как его вновь начинает постепенно накрывать онемение, но уже другого рода. Теперь оно шло не от холода, а как будто вырастало изнутри. — Почему за попытку изменить судьбу всегда наказывают не тех, кто виноват? На платформу первым должен был подняться я или мы вместе? — Если ты про Ирен… — Да, я о ней. Бледное лицо Шелтона напоминало сейчас венецианскую фарфоровую маску.
«Она совершила посягательство на твой разум, и теперь ты делаешь почти то же самое. На вечеринке ты фактически подложил под меня Анну Линден. Более того, ты позаботился и о внушении для меня», Шелтона передернула. «Это хуже, чем изнасилование, когда тебя лишают воли, заставляя делать то, что ты не хочешь». Мартель не выдержал. «Она всё время смотрела на тебя и хотела…»
Исполнение некоторых желаний убивает. «О, да, ты не представляешь, насколько ты прав. Я понимаю…» «Если бы понимал, то не творил бы… такого…» — спокойно произнёс Шелтон, но внутри у него всё свело от омерзения, и это чувство он испытывал именно к Мартелю. «И ещё… ты не просто совершил подлость по отношению ко мне и Кане. Ты еще и предал меня, мое доверие, мое… Все…
Я думал, что могу полагаться на тебя, не опасаться удара…» Груз чужого отвращения давил уже невыносимо. Марсель дышал мелко и часто, прикрыв глаза. Не помогало. Не помогало. Черт с ними, с глупостями и ошибками, с их последствиями я справлюсь, но не с подлостью того, кто должен прикрывать мне спину. Когда-то Ирэн тоже, как и ты, посчитала, что она имеет право на предательство.
Марцель не дослушал, внутри будто лопнуло что-то, невидимая нитка, которая привязывала к реальности. — А что, если меня уже убили, сожгли тогда на платформе, как Эрут, и всё это просто такой ад, в аду ведь отвечают за ошибки, да? Марцель резко выдохнул, отпустил бортик в ванны, погрузился под воду и вдохнул полной грудью. Легкие резануло, но это было совсем неважно. Боль снаружи уравновешивала пустоту внутри и исковывала движение.
Рефлексы кричали, что надо бороться, стремиться наверх, дышать, дышать, дышать, но апатия превращала тело в камень. Руд было хуже, им всем было хуже. Сквозь толщу воды пробилось чье-то раздражение, затем, недоверчивое удивление, явление, мироздание начало выцветать. Когда Мартеля выдернули наверх и заставили перегнуться через бортик, выкашливая на пол воду, он даже был слегка разочарован.
— Зачем? Вытащил! — спросил он, надышавшись, и в упор уставился на напарника. Теперь Шелтон сидел на мокром полу, а табуретка валялась рядом. Грохота от падения Мартель не услышал или не запомнил. — Я ценю твое чувство раскаяния, но не настолько, чтобы потом ради него объясняться с полицией по поводу утопленника в ванной.
Хрипло откликнулся Шелтон. От него разило странной смесью эмоций — удивление, настороженность, вина. Марцель попытался приподняться, чтобы вылезти из ванны, но не получилось. Руки задрожали и подогнулись. — Могу и подальше свалить — в лес, в горы, в другой город. Поезда каждый день ходят. Легальных документов у меня нет, так что труп никто не опознает и с тобой не свяжет.
Не подходит, — машинально откликнулся Шелтон, пристально вглядываясь в лицо напарника. Серые глаза потемнели, зрачки расширились, и Марцель нереально четко видел черный ободок вокруг узкой радужки, как оптический прицел. Совершенно бесполезная смерть. Более того, дело Нуаштайна еще не закончено. — Тогда я пойду в офис Блау и вытравлю всем мозги. Свидетелей не останется, твое задание аннулируется, «А если кого и будут искать, то меня», — предложил Марсель, подумав.
— Да нет, вряд ли я уложу там всех. Наверняка мне и войти-то не позволят. — Кроме Блау есть еще и другие. Шелтон подался вперед, как будто хотел положить напарнику руку на лоб. Марсель зажмурился. — Рут, умерла. — Рут, что? Марселя пробило на истерический смех.
Руки ослабли, и если бы не Шилтон, успевший схватить напарника за плечо, то опять пришлось бы нахлебаться воды. — Охренеть! Я уже второй раз говорю. Только что дошло? — У тебя крыша поехала? — ласково поинтересовался Шилтон и, ухватив напарника под мышки, легко вытащил его из воды, как щенка, и усадил рядом с собой на кафель. — Давно! — хихикнул Марцель, сгибая ноги в коленях и приваливаясь к напарнику.
После горячей ванны на прохладном воздухе кожа мгновенно покрылась мурашками. Не мерзли только ноги, потому что носки с марцеля стратег перед купанием снять так и не удосужился. — Он убил её, Шелтон!
Пшшш!
И она вспыхнула, как бумажная фигурка! Ты жёг когда-нибудь письма в камине? Она так же загорелась, раз и всё, а потом чемодан, и осталось только пятно на платформе. Шелтон потянулся, собираясь ухватить полотенце с крючка, но понял, что не достанет, и просто обнял напарника, неловко опираясь плечом на бортик ванны. — Так вот, куда ты торопился, и почему не позвал меня?
А ты бы пошел? — Нет, наверное, и тебя бы не пустил. Вместо ответа Марцель уткнулся лицом ему в шею. Ворот водолазки пах аниной помадой. — И все равно я ничего не смог сделать, хотя и сбежал к ней. — Повезло, что ты вообще остался жив. — Ага, — дыхание у марселя перехватило и пришлось переждать спазм. — Я споткнулся и упал, а она поднялась на платформу.
Там было светло, и он её увидел. А потом подошёл поезд, и он уехал на нём. — Хорошо, — произнёс Шелтон ровно, слабо сжимая плечо напарника. — Значит, он испугался тебя. Не ожидал появления свидетеля и предпочёл скрыться. И ещё, теперь мы точно знаем, что пирокинетиком был не Клемент Линден. — Да? А почему? — слабо удивился Марцель.
Водолазка Шелтона медленно намокала. — Потому что вчера вечером он умер. — Вот сволочь! — машинально вырвалось у Марцеля, и он тут же поправился. — То есть, я хотел сказать, какая трагедия, и когда же он точно умер? — Примерно в то время, как ты беседовал с Александром Декстером, — нахмурился стратег. — И не надо делать такое лицо. Я знаю, что ты ходил говорить с ним.
Поэтому мне и пришлось подняться. И пока я… Шелтон осёкся, как будто смутившись, но это не могло быть правдой, конечно, потому что его ничто не могло смутить. Пока я разбирался
