Субъекты безумия - Чжу Минчуань
Решив, что этот розыгрыш устроил У Сюн, я вернулся в отделение. Подходя к зданию, увидел Лу Сусу. Она стояла одна под желтым зонтиком и говорила по телефону. Находиться под таким дождем и говорить по телефону, хоть и под зонтом, очень опасно. Время от времени сверкали молнии и гремел гром; неужели она не боится, что в нее может ударить молния?
Лу Сусу стояла ко мне спиной; из-за дождя звук моих шагов был совсем не слышен, и она не заметила, как я подошел. Тем временем, приблизившись, я смог смутно услышать ее всхлипывания:
– Почему вы не понимаете меня… Я так много работаю в больнице, почему я еще должна… Вы не представляете, в какую беду я попала…
Я не ожидал, что случайно услышу такой личный разговор. Если она заметит меня, нам обоим будет очень неловко. Дождь как будто начал прекращаться, опасность миновала, поэтому я решил развернуться и уйти. Сейчас неподходящее время, чтобы утешать Лу Сусу. Раз уж она решила выйти, чтобы поговорить по телефону, то наверняка не хотела, чтобы ее кто-то услышал. Теперь мне не кажется удивительным, что я недавно видел ее с заплаканными глазами: выходит, она оказалась в какой-то беде… Но что это может быть? На нее напал пациент? Начальство помыкает ею? Или обижают коллеги? Мне ничего не приходило в голову. Да у меня и не было времени об этом думать, так как я увидел, что вернулись мама и тетушка Чжоу.
Ху Сяобао совсем оробел и не разговаривал со мной. Вернувшись из больницы, он так же все время прятался за спиной тетушки Чжоу, хотя она довольно жестко с ним обращалась.
Я спросил тетушку Чжоу, согласна ли она оставить Ху Сяобао на сутки в больнице, чтобы я смог сделать электроэнцефалограмму. Я переживал, что она боится чрезмерных трат и поэтому не согласится провести внуку обследование; но, вопреки моим ожиданиям, тетушка без промедления согласилась, добавив, что сегодня вечером она договорилась о партии в маджонг, поэтому ей нужно вернуться в Усюй, а Ху Сяобао она оставит в больнице.
Стационар нашей клиники отличается от стационаров многопрофильных больниц: родственникам пациентов нельзя оставаться в клинике, чтобы ухаживать за больным. Раз уж Ху Сяобао оставят в больнице, то уход за мальчиком теперь входил в обязанности медсестры.
Я, впрочем, тоже хотел предложить маме остановиться в городе на одну ночь, но она будто прочитала мои мысли и тут же отмахнулась:
– Тьфу-тьфу-тьфу, я же не душевнобольная, чтобы здесь оставаться.
Я вовсе не имел в виду, что она спятила и ее нужно оставить в больнице. На самом деле я хотел, чтобы она вместе со мной поехала домой в квартиру Ян Кэ. Ведь тот еще утром предупредил меня, что сегодня к нам заселится его двоюродная сестра, но мне было бы некомфортно оставаться с ней наедине в квартире. Мама все же настаивала вернуться в Усюй вместе с тетушкой Чжоу, и я не стал требовать обратного.
Закончив оформление документов для госпитализации, я немного побыл с Ху Сяобао. Перед тем как уйти с работы, я попросил Сун Цяна последить за мозговой активностью мальчика. Проходя мимо палаты Ню Дагуя, я услышал, как тот снова стал разбрасываться угрозами. Пациенты с таким запущенным маниакальным психозом чем дольше остаются в клинике, тем сильнее у них прогрессирует болезнь. К сожалению, его родственники продолжают держать его у нас в отделении. Смею предположить, что для таких пациентов единственным способом покинуть больницу является смерть, а это очень прискорбно.
Я спустился вниз и, выйдя на улицу, услышал телефонный звонок – неизвестный номер. Взяв трубку, по голосу я понял, что это Ян Го, и спросил ее:
– Ты уже приехала? Если у тебя нет ключей, подожди немного, я сейчас приеду.
– Не стоит, я сейчас в больнице. Но не в вашей – брату сейчас будут делать операцию. Может, вы приедете проведать его? А потом мы вместе поедем домой… Я сейчас отправлю вам адрес. – Ян Го уже все решила, не дав мне даже возможности сказать ни слова против.
– Ладно. – На самом деле мне самому хотелось узнать, как там Ян Кэ.
Когда я уехал из больницы, дождь заметно ослабел. В Наньнине как раз проходил ремонт метро, на некоторых улицах скопилось много воды, поэтому на дорогах повсюду были пробки. Выйдя из больницы, я вдруг вспомнил, что так и не зашел в комнату охраны, чтобы посмотреть записи с камер. Ладно, в любом случае записи ведь не хранят всего один день, и нет разницы, посмотрю я их сегодня или завтра; сейчас важнее проведать Ян Кэ.
Ян Го уже давно приехала в больницу и ждала, пока брату сделают операцию. К моменту, когда я приехал, Ян Кэ уже перевезли в послеоперационную палату. Он отказался от обезболивающего укола и анальгезии, контролируемой пациентом, хотя обычно после подобных операций пациенты непрерывно жалуются на боль и просят медсестер дать им обезболивающее средство. Один только Ян Кэ вел себя исключительно спокойно.
После наркоза его лицо выражало крайнее недовольство; видимо, он был не рад моему появлению. У меня язык совсем без костей, и, особо не думая, я сказал Ян Кэ:
– Вот видишь, а я говорил, что нельзя после еды заниматься спортом…
Он отвернулся, чтобы не смотреть на меня, и глухим голосом произнес:
– Вам лучше уйти.
– Мы скоро уйдем. Я хотела, чтобы ты знал, что мы приходили навестить тебя. А то начнешь потом сыпать обвинениями, что никто не беспокоился о тебе, пока ты лежал в больнице, – бойко ответила ему Ян Го.
Ян Кэ на это ничего не ответил, а мне не хотелось его раздражать, поэтому я пожелал ему беречь свое здоровье, и мы вместе с Ян Го вышли. Она не сказала, почему приехала пожить у Ян Кэ. Девочка еще учится в школе, и ее семья живет в Наньнине; зачем ей вдруг понадобилось переезжать к брату?
По дороге она призналась, что поссорилась с отцом и в порыве злости ушла из дома. Мама Ян Го давно уже умерла, а отцу трудно понять чувства дочери-подростка. Подобные конфликты между детьми и
