Огни Хафельберга - Софья Валерьевна Ролдугина
Кто тебя убил? Наверное, она очень долго ждала именно этого вопроса. Марцель успел различить сумасшедшую, счастливую улыбку, а потом все потонуло в пламени. Женщина вспыхнула в одно мгновение до кончиков белокурых волос, и ее будто шквальным порывом ветра швырнуло вперед.
Марцель заорал, зажмурился, шарахнулся, ощутил спиной пустоту. Река Хафеля казалась глубокой, глубже, чем можно было предположить. Первые секунды — шок, дезориентация, непонимание, где вверх, где низ, гниловатый привкус воды, резь в легких. Потом руки коснулись чего-то легкого, скользкого.
Последняя вспышка паники едва не свела с ума, но затем наконец-то включились правильные рефлексы. Запрокинуть голову, различить сквозь толщу воды бледное пятно луны и рвануться к нему, загребая руками и ногами, с корнем вырывая водоросли из илистого дна. Всплыть получилось не сразу, мокрая одежда тянула вниз и сковывала движение. Однако погружаться до конца и отталкиваться от дна Марцель побоялся. В таких топких речушках оно бывало коварным, жадным.
Затянет ногу выл и заказывай панихиду. Провал в памяти начисто съел время от той секунды, когда наконец-то удалось урвать глоток воздуха, и до той, когда Мартель повалился набок на берегу, босой, без куртки, выкашливающий кисловатую воду из легких. Голову словно распирало, как футбольный мяч, слишком сильно накачанный воздухом. Горло соднило, а руки дрожали так, что даже не получалось на них опереться.
Когда надрывный кашель наконец унялся, оставив после себя призрачные ощущения тошноты, Мартель перевернулся на спину и распластался на берегу, крепко зажмурившись. Под веками слегка жгло, в следствии плавания под водой с открытыми глазами. Телепатический слух снова улавливал смутные городские сны. Марцель отрешенно перебирал образы и мысли, пока внезапно совсем рядом не ощутил знакомый разум. Уль реки словно соткалась из воздуха, совсем рядом, на мосту. — Эй, там! — послышался неуверенный оклик через секунду. — Марцель, это ты, что ли? — Я…
— прохрепел он и снова закашлялся. Сел со второй попытки, сплюнул куда-то вбок, отер лицо мокрым подолом футболки и повторил уже громче. — Это я, а ты-то здесь откуда? — Гуляла. Ульрики торопливо пробежала по мосту, перемахнула через низкую оградку и в три шага оказалась рядом с Марцелем.
Теплая, встревоженная, в объемном свитере, будто из чужого плеча и зачёсанными в хвост волосами. — А-а-а, вот и я, гулял, а потом искупаться решил, ага, зря. Без тени ирония ответила Ульрике и осторожно протянула руку, касаясь Марцелевой щеки. Прикосновение как огнем обожгло. Марцель не сразу сообразил, что это потому, что он сам продрог до костей.
— Тут грязюка страшная. Марцель истерически хохотнул. Очаг боли в голове от этого словно запульсировал, как отдельное живое существо с собственным сердцем. — Да я уже сам вижу. Надеюсь, у меня никаких проблем с желудком потом не будет? — Я видела, как ты упал, — вдруг перебила его ульрики, и в мыслях у нее смешались в кучу множества чувств — и раздражение, и жалость, и восхищение, и радость, и страх, а образ чего-то невыносимо яркого заслоняла темным, пугающим человекоподобным силуэтом.
— Тебе надо согреться. Идём. Марцель попытался подняться на ноги и вскоре понял, что сам едва может стоять. Видимо, перенапрягся, когда всплывал, или до этого перенервничал. Вдобавок, на каждое резкое движение или даже сказанное слово голова откликалась новым приступом боли, а к горлу подкатывала тошнота.
Ульрике с готовностью подставило плечо, но повисать на ней безвольным мешком было стыдно. Цепляясь за её локоть только для того, чтобы не терять равновесие, Марцель упрямо стиснул зубы и поплёлся вперёд сам, хоть и пошатываясь на ходу. — У меня телефон утонул, кажется, вместе с корткой и ботинки. — Хорошо-то сам жив остался. В голосе Ульрике сквозило странное напряжение.
Ты зачем шарахался? Испугался. — Потому что дурак. Забей, а? Марцель представил, как Мокрый возвращается домой и простонал. «Шелтон меня убьет!» «Завтра!» — с запинкой откликнулась Уллирике. — А сейчас мы идем ко мне. Марцель не возражал. Было слишком хреново. Луна трусливо забилась куда-то под облака, как собака под крыльцо.
Зато подул промозглый ветер с востока. Он забирался под футболку, хлопал широкими штанинами, раздувал искру головной боли в инфернальный пожар. Марцель кривился, морщился и все больше обвисал на Уллирике. Когда показалась калитка фрау Кауфер, он уже едва передвигал ногами. — А твоя бабка не будет возражать? — поинтересовался Марцель, опираясь на забор и тяжело переводя дыхание. Состояние было как при лихорадке. Жар и холод накатывали волнами, а мутило уже постоянно.
— Когда ж меня уже стошнит, а? — Она мне не бабка, — безмятежно ответила Ульрике и добавила. — И она никогда не возражает. Не спрашивай всякие глупости, Марцель. Марсель, лучше скажи мне правду. Зачем ты пошел на мост? Марсель тяжело обернулся, наваливая спиной на забор. Ульвики стояла в двух шагах, на дорожке, скрестив руки на груди и смотрела в сторону.
Света от фонарика над порогом дома хватало только на то, чтобы высветить ее профиль, но выражение лица было не различить. Если бы не телепатия, Марсель никогда не распознал бы за ворчливым тоном вопроса, насколько важен ответ. — Ну, как говорит Шелтон, есть случаи, когда лучше не врать, даже если правду так сразу и не скажешь. — Мне нужно было повидаться кое с кем, срочно, чтобы узнать кое-что.
Ульрикия на мгновение замерла, вся, целиком от кончиков пальцев до самых потаённых мыслей. — И узнал? — Не-а. В последний момент всё наперекосяк пошло, — честно признался Марцель. «Но я окончательно решился на одно дельце». Вспышка чужой радости окатила, как потоком теплой воды. Марцель даже ненадолго забыл, что его вообще-то трясет от холода, тошнит, да и голова по ощущениям похожа на передутый воздушный шар.
«Идем», — улыбнулась Ульрихе сумасшедшая и, ухватив его за руку, потащила к дому. Марцель едва ноги успевал переставлять. «Ты все-таки смелый». — А Шелтон говорит, что я придурок, — наябедничал Марцель. — Кстати, уже давно хочу сказать. У меня такое чувство, что ты в этом замешана поглубже меня. Ну, ты поняла?
Ульрике потянула дверную ручку и обернулась через плечо. Сощурилась. — Нет, — сказала задумчиво. Марцель обрадовался, но рановато. — Наверное, тут твой Шелтон прав. К счастью, ванная комната у фрау Кауфер была не только на втором этаже, но и на первом. Подъем по лестнице Марцель бы не осилил. И даже сейчас ему пришлось употребить весь свой артистизм на то, чтобы убедить Ульрике, что разденется и намылится он без ее неоценимой помощи.
Ульрике явно не поверила, нахмурилась, повздыхала, но вышла в коридор, оставив, правда, дверь приоткрытой. Марцель кое-как стянул с себя мокрые шмотки, затолкал их ногой под шкафчик, пустил из душа воду погорячее и уселся на дне кабинки, уткнувшись лицом в колени. Струи воды барабанили по спине, комнату заволакивало паром. «Надо расспросить завтра Ольги, она точно что-то знает о призраках, может, видела нас с призраком на мосту?» Марцель пытался сосредоточиться, но не получалось.
Головная боль накатывала волнами, да и тошнота никуда не делась. Пока сидишь и пялишься на собственные пятки, вроде ничего, а стоит выпрямиться, или просто рассказать все Шелтону, и пусть он думает. Запрокинув голову, Марцель набрал в рот воды, чтобы вымыть противный привкус речной тины.
Нет, не хочу. Не хочу, чтобы он рылся в жизни ульяки. Моя девочка. Пятки начала покалывать, и Марцель не сразу сообразил, что это просто возвращается чувствительность к закоченевшим конечностям. В кабинке было уже по щиколотку воды, и гелевая мыльница с синими корабликами внутри горда плавала по бурным волнам вокруг стока. Пахла почему-то лимоном и мятой. Марцель услышал тихий мявк и открыл глаза.
Щель между ширмой и стеной просовывала мордочку кошка Сиамка с пронзительно голубыми глазами. Она осторожно трогала лапой воду, фыркала и, кажется, на Марцеля никакого внимания не обращала. «Может,
