Смертельный код Голгофы - Ванденберг Филипп
Гропиус недавно заснул и все еще не мог окончательно проснуться. Он слушал сбивчивый рассказ Франчески, пытаясь вникнуть и при этом оглядывая ее критическим взглядом. Она была одета так же, как тогда в Турине, и выглядела суперсексуально. Но внезапно Грегор вспомнил, что было потом, и одернул себя.
— Итак, по порядку, — сказал Гропиус с деланным спокойствием и усадил Франческу в кресло в гостиной.
— Этот Родригес заговорил с тобой на улице и пригласил выпить шампанского…
— Не на улице, — вставила Франческа, — я хотела как-то развеяться и вечером пошла в бар отеля «Баварский двор». Там он ко мне и подошел, наверное, следил. Потом он выпил, много ему не надо было, и вскоре начал говорить такие вещи, которые на трезвую голову вряд ли бы сказал. О своей профессии, например.
— Это неинтересно.
— Он священник.
— Что? — Гропиус удивленно посмотрел на Франческу.
— Он не только выглядит как священник, он еще на память цитирует послания апостола Павла.
— И что он хотел? — Гропиус оглядел ее. — Могу себе представить.
— Да, и это тоже, — Франческа смущенно улыбнулась, — но еще он хотел какой-то товар.
— И как закончился вечер? — улыбнулся Гропиус.
Франческа, почувствовав в его голосе пренебрежение, решила этого не замечать и продолжила:
— Внезапно к Родригесу подбежали двое мужчин и утащили его. Я не видела, куда именно. Когда я вернулась в отель, в моей комнате все было перевернуто вверх дном. Грегор, я боюсь. Можно мне переночевать у тебя сегодня?
— Конечно, — ответил Гропиус, думая о своем. Он размышлял: священник, который следит за ним определенное время (и не только за ним, похоже, что он и Франческу не выпускает из поля зрения), заинтересован в том, чтобы расследование смерти Шлезингера было приостановлено. Странно. На какой-то момент ему показалось почти невозможным, что у убийств Шлезингера, де Луки, Бертрама, Константино был один и тот же заказчик. Ведь у каждой из этих смертей был свой, индивидуальный мотив. И еще эта чертова папка, о которой он ничего не знал: ни ее содержания, ни того, куда Шлезингер ее спрятал.
Гропиус покачал головой.
Он подошел к Франческе и взял ее за руки:
— Что тебе еще удалось узнать от этого Родригеса? Подумай, малейшее наблюдение может стать полезным!
Франческе было нелегко вспомнить подробности прошедших трех часов. Ведь шампанское не прошло бесследно и для нее. После недолгих раздумий она ответила:
— У него была очень странная манера говорить, он говорил о себе во множественном числе, как будто стыдился произнести слово «я».
— Странно. Еще!
— Когда мы стали уходить, он назвал мне номер своей комнаты в гостинице: двести тридцать один. Расплатился золотой кредиткой. И все время нервировал меня вопросом о каком-то товаре.
Гропиус отошел от Франчески и сел в свое кресло.
— А ты, — задал он ей вопрос, — ты сама делала Родригесу какие-нибудь намеки?
— О чем ты говоришь! — возмущенно вскричала Франческа. — Я не буду утверждать, что была абсолютно трезва, но я вполне контролировала ситуацию. Нет, от меня Родригес не узнал ни единого слова! Поверь!
Гропиус взволнованно вскочил и выбежал из комнаты. Затем он осторожно посмотрел сквозь зарешеченное окно, выходящее на улицу. Все машины, припаркованные около дома, были ему знакомы, он не заметил ничего подозрительного. Гропиус взглянул на часы. Было начало второго. Он вернулся в гостиную.
Франческа удобно устроилась на диване.
— Извини, — прошептала она, — я устала как собака.
— Хорошо-хорошо, — ответил Гропиус и вышел. Когда он вернулся, у него под мышкой было одеяло и пижама, но Франческа уже спала.
— Эй, проснись, — прошептал Гропиус, — ты не должна засыпать в одежде.
На короткое мгновение Франческа открыла глаза, потом закрыла их и с недовольным ворчанием отвернулась.
— Эй, — повторил он и потрепал ее по щеке, — я принес тебе пижаму.
Франческа тяжело поднялась, села и с полузакрытыми глазами начала раздеваться. Через минуту она уже сидела перед ним обнаженная. У нее было безупречное тело: полные груди, тонкая талия, упругие бедра. Все — один сплошной вызов.
Он почувствовал возбуждение и на какой-то момент задумался, стоит ли ему подчиниться желанию. Но потом им овладело сомнение: может быть, усталость Франчески была всего лишь игрой, может быть, она просто решила воспользоваться ситуацией, чтобы его соблазнить?
«Возможно, ты сильно пожалеешь об этом в будущем», — сказал его внутренний голос, а потом добавил: «Или нет». В общем Гропиус взял пижаму, натянул на Франческу рубашку и застегнул пуговицы, потом надел на нее штаны, накрыл одеялом и погасил свет.
Он был в полном замешательстве.
* * *Гропиус пролежал в постели без сна до рассвета. Фелиция — зрелая женщина, самостоятельная, уверенная в себе и при этом ласковая, с легким характером. С другой стороны, Франческа — внешне хладнокровная, почти неприступная, но по отношению к нему податливая, словно воск. Каждый сантиметр ее тела действовал на него как провокация, даже в тонких пальцах и точеном носике было что-то возбуждающее. С такими мыслями он наконец уснул уже на рассвете.
После душа Франческа оделась. И без косметики она все равно оставалась удивительно привлекательной женщиной. Она прошла на кухню и не без труда привела в действие кофеварку и тостер.
Запах завтрака распространился по всему дому, когда в доме у Гропиуса раздался звонок входной двери. Франческа открыла, как будто это было само собой разумеющимся делом.
— Да? — сказала она.
Хорошо одетая женщина, стоявшая на пороге, казалась очень удивленной. Даже более того, она, похоже, была в полной растерянности, когда произнесла:
— Кто вы, позвольте спросить?
Только теперь Франческа поняла, в какое положение она поставила Грегора. И непринужденность как ветром сдуло, а на ее месте появилась явная нервозность.
— Я Франческа Колелла, — ответила она и застегнула верхнюю пуговицу на своем кожаном жакете. — А вы?
— Фелиция Шлезингер, — ответила та обиженно, — если бы я знала, что вы здесь, я бы, конечно, не приехала. А где Грегор?
— Думаю, он еще спит, — ответила Франческа и в тот же момент поняла, что это замечание еще больше усугубило ситуацию, — я имею в виду… Все не так, как вы подумали. Грегор вам все объяснит. Проходите же!
— Нет-нет. В этом нет необходимости. Может быть, в другой раз!
Фелиция собралась уходить, когда за спиной у Франчески показался Гропиус в халате. Франческа бросила на него молящий о помощи взгляд, желая сказать: «Мне очень жаль».
— Фелиция? — сказал Гропиус.
— Я вижу, ты меня совсем не ждал! — заметила Фелиция с ехидной улыбкой.
— Нет, — ответил Гропиус и смущенно закашлялся, — входи же! Ситуация снова изменилась.
Фелиция с большой неохотой приняла его предложение и, думая, что уличила его в измене, сказала:
— Ты вовсе не обязан давать мне отчет, Грегор.
Но слова ее звучали так, как будто думала она совсем обратное.
Пока Гропиус провожал Фелицию в дом, он услышал, как Франческа крикнула ему в дверях:
— Думаю, мне лучше уйти. Ты сможешь найти меня в отеле!
Гропиус хотел ее задержать, но, когда он подошел к двери, Франчески уже не было.
— Итак, в чем же снова изменилась ситуация? — язвительно поинтересовалась Фелиция.
И Гропиус поведал ей о Родригесе и странной встрече с Франческой, сказав, что он все больше и больше склоняется к мысли — за всей этой неразберихой вокруг смерти Шлезингера кроется что-то еще, кроме преступных действий некой организации. И возможно, Шлезингер умер не благодаря стараниям Фихте. Его смерть может иметь и какую-то совсем другую причину.
— Ну и как она тебе? — спросила Фелиция, после того как выслушала весь его рассказ без единого замечания. Связь Гропиуса с Франческой, казалось, интересовала ее больше, чем нечто связанное с убийством мужа. С тех пор как она узнала о двойной жизни Шлезингера и о его связи с молодой израильтянкой, она старалась всячески изгнать его из своей памяти.
