Искатель, 2001 №7 - Даниэль Мусеевич Клугер
— Интересно, интересно, — ехидно заметил Маркин. — А кем же в прошлой жизни был ты? Судя по тому, что у тебя нет даже такой машины, как у меня, а обитаешь ты вместе с мамой в амидаровской квартире тридцатилетнего возраста…
— …то я, скорее всего, был повелителем огромного царства, — подхватил Розовски. — Обширной империи. Купался в золоте и проявлял деспотические черты порочной натуры ежеутренними казнями приближенных.
Маркин фыркнул.
— Лучше расскажи, что тебе удалось узнать от Фельдмана? — спросил он. — Или он тебя настолько очаровал, что ты ни о чем его не спрашивал, кроме как о французском вине?
— Спрашивал, спрашивал. Он действительно накормил меня отменным обедом. Не таким, конечно, каким меня кормит мама, но для ресторана — вполне на уровне. Насчет Пеле… — Розовски похлопал себя по карманам. — Ч-черт, опять сигареты кончились. Ты бы носил запас, для начальника… Ага, есть… — Он выцарапал из раздавленной пачки мятую сигарету. — Есть… Да, так вот, насчет Даниэля Цедека, старого своего друга, наш уважаемый господин Фельдман изволил сообщить следующее. Пеле впервые арестовали восемнадцать лет назад, случайно. Он оказался, как говорится, не в то время не в том месте. Зашел к Ицику Брому, державшему в те времена подпольное казино в Яффо, попытать счастья. Кстати, это произошло сразу после аферы с «Мигдалей-кесеф», я тебе о ней рассказывал.
Маркин кивнул.
— Ну, вот, — продолжил Натаниэль. — Даниэль Цедек был задержан вместе с прочими посетителями и подвергнут досмотру. У него в карманах была обнаружена толика белого вещества, оказавшегося наркотиком. Причем в количестве, могущем считаться торговым. Да. За что Пеле и огреб свой первый срок. Тот случай оказался для его дальнейшей карьеры роковым. Он почему-то счел свой арест грубой провокацией, подстроенной его другом-подельником Фельдманом. Видишь ли, сразу же после ареста исчезла подставная брокерская контора, куда наши мошенники сбросили деньги, полученные в кредит у «Мигдалей-кесеф» и превращенные все тем же несчастным банком в отступные для этих наглецов. Удивительное совпадение, верно? Из рассказа Фельдмана выходит так, что Пеле об этом узнал, уже находясь за решеткой. И для Даниэля Цедека известие об этом странном исчезновении оказалось веским подтверждением возникшего подозрения: Пеле, видишь ли, вбил себе в голову, что его друг и подельник Арье Фельдман подстроил арест, затем ликвидировал контору, предварительно скачав с ее счета долю Цедека… — Розовски на минуту замолчал, потом пояснил: — Свои двести тысяч зеленых Арье снял заранее.
— Очень предусмотрительно, — ехидно заметил Маркин. — У твоего Фельдмана способностей к ясновидению до этого не замечалось?
— Он такой же мой, как и твой, — сказал Натаниэль. — Насчет ясновидения сказать не могу, но то, что у Арье интуиция прямо скажем звериная — в этом готов поклясться… Так на чем мы остановились? Да, на подозрении, закравшемся в невинную душу страдальца Пеле. Арье клянется, что не имел никакого отношения ни к аресту своего друга, ни к ликвидации конторы. Сам он тогда же поинтересовался у Даниэля: а куда это запропастился Дов, третий дружок? Чем привел Пеле в настоящее исступление. Почему-то тот доверял неизвестному нам Дову больше, чем другу детства Арье Фельдману, и вопрос — как полагает Арье, вполне законный — окончательно укрепил его почему-то в подозрениях. Словом, в полном разрыве бывших соучастников Фельдман винит себя: надо же было задавать такие вопросы на единственном свидании в АбуКабире! Нервный от пребывания за решеткой, Пеле немедленно заподозрил друга своего безоблачного детства в предательстве.
— Да уж, — Маркин хмыкнул. — По-моему, Цедек совсем не нервный, наоборот. Нервный бы пришиб этого Фельдмана на месте… Ах да, Пеле же у нас слабосильный. Ну, табуреткой бы по голове дал.
— Вот-вот. Ладно, дело прошлое, может, народ тогда был поделикатнее. Еще раз повторяю: Фельдман клянется, что не имеет отношения к аресту Пеле и, тем более, к наркотикам, обнаруженным в кармане Цедека. В то же время из его слов выходит, что Пеле начал баловаться дурью только после освобождения. Значит, кто-то подбросил ему этот порошочек. Арье намекает, что это дело рук полицейских. Его право, но я бы скорее заподозрил кого-то из друзей. И, поскольку Арье отрицает свое участие, а я ему верю, остается один: некий Дов, участвовавший в операции по изъятию денег у излишне щепетильных владельцев «Мигдалей-кесеф». Но о нем Фельдман не знает ничего.
Маркин в задумчивости пыхтел трубкой.
— А что фирма? — спросил он. — Двести тысяч? Нашлись?
— Представь себе, нет, — ответил Натаниэль. — Выйдя из тюрьмы, Дани Цедек мало походил на графа Монте-Кристо. Скорее на простака, ободранного как липка… Вообще-то, — размышляя, произнес Розовски, — мелькнула в рассказе Фельдмана любопытная деталь. Насчет какой-то романтической истории Цедека. То ли невеста не дождалась его из тюрьмы, то ли не захотела иметь ничего общего с уголовником. В общем, по утверждению Арье, этот разрыв с женщиной и был истинной причиной, по которой Пеле быстро покатился по наклонной плоскости.
Маркин сказал:
— Предположим, стряслось что-то между Пеле и Довом или Пеле и тем же Фельдманом. Предположим, была у него любовная трагедия и все такое. Я готов предположить даже, что это как-то повлияло на его дальнейшую судьбу. Ну и что? Дальше-то что? При чем тут история двадцатилетней давности…
— Восемнадцатилетней, — поправил Натаниэль.
— Восемнадцатилетней. При чем тут та давняя история и два убийства — раввина и самого Пеле?
— Я просто пытаюсь определить, что же мы знаем о Даниэле Цедеке, нашем объекте, — пояснил Розовски. — После первой отсидки жизнь Пеле превращается в нудную и малоинтересную цепочку мелких правонарушений — в однообразную, временами почти нищую жизнь. Иногда эта цепочка прерывается арестами, небольшими сроками. И за восемнадцать лет произошли только два по-настоящему нетривиальных события. — Натаниэль соизволил наконец взглянуть на внимательно слушавшего помощника. — Вернее, два узла событий. Первый — история аферы с «Мигдалей-кесеф» и обстоятельства первого его ареста. И второй — убийство рабби Элиэзера, обвинение в этом убийстве Пеле и его собственная страшная смерть… Клубок страстей, верно? И тогда, восемнадцать лет назад — тоже клубок страстей. А это значит, что у меня есть, по крайней мере, психологические основания для попытки рассмотреть эти два явления внимательнее на предмет выявления между ними какой-то связи… Так, ну а у тебя что-нибудь прояснилось? — спросил
