Огни Хафельберга - Софья Валерьевна Ролдугина
Идти с ними, почти наверняка сдохнуть, вопрос только когда. Если кон идёт, он отдаёт инициативу, и дальше от него мало что будет зависеть. Пытаться убежать? Хорошо бы, но некуда. Между гаражами слишком узко. Ни громилы, ни странная женщина там не пролезут, а долговязый тощий кон вполне. Но это слишком медленно. В него наверняка успеют выстрелить. Бежать мимо громил?
Не вариант. Либо перехватят, либо выстрелят. Дойти с ними до улицы и попытаться сбежать там? Рискованно, но можно попробовать. Женщина морщится, глядя на кона, как будто один его вид вызывает у нее приступ зубной боли. — С вами хотят поговорить, герр Маккена. Вы можете отказаться, но не советую. У вас ведь есть семья. «Большая семья в Канаде, верно?»
Значит, всё-таки сотрудничество. Канада далеко, семья пока в безопасности, но если Конн свяжется с шельдерской группировкой, то окажется на крючке. И тогда к ним вполне могут послать заглядатые. Семья — хороший рычаг давления. Шантаж. На восьмой доле секунды разум Конна парализует ужасом. Я… Хорошо. Тянет время, изображая растерянность и продолжает искать выход.
Погодите, я на секунду, шнурки завяжу только. Можно сунуть руку в карман, набрать последний вызов на мобильном. Двадцать минут назад Конн звонил профессору с кафедры, а он всегда носит телефон с собой. Если говорить достаточно громко, то можно дать понять, что с ним, Конном, что-то случилось. Минус, если профессор заговорит, то Громилы наверняка это услышат. Динамики слишком громкие. Можно попытаться набрать автоматический вызов экстренных служб, но пока приедут спасатели, Конна уже увезут.
Риск меньше, но действие почти бесполезно. Вряд ли Конна выцарапает у Шерлдерской группировки, если он исчезнет из города. Изобразить на улице припадок, приступ астмы, эпилепсии. Сразу догадаются. Врежут по голове, а без сознания Конн не сможет больше искать пути спасения.
«Что делать, что делать, что делать, святая Матерь, помоги!»
Кон одновременно перебирает варианты, прикидывает, как именно с ним будут разговаривать, готовит ответы и оправдания, пытается сообразить, как предупредить семью. Некоторые загадочные события вдруг становятся ясными и понятными. Например, кто звонил сестре несколько раз, произносил ее имя и вешал трубку. Кон слишком медлит, и женщина теряет терпение. Она резко и грубо хватает его заволосы, дергает и охает абсолютно синхронно с Коном, ошалевшим от неожиданного, болезненного и омерзительного вторжения в личное пространство.
«Я иду!» Голос Кона звучит беспомощно. Женщина разжимает пальцы и брезгливо вытирает их о свой комбинезон. Дальше ей ничего говорить не надо. Кон сам послушно встает и на негнущихся ногах плетется за ней. Впрочем, достаточно быстро, чтобы не возникало нужды брать его под локоть, или подталкивать в спину.
Их машина припаркована за углом, серый Мерседес минивэн с затемненными стеклами. Мотор не заглушен, водитель явно сидит внутри. Значит, они уедут тихо и быстро, и вряд ли кто-нибудь еще увидит в университете Конрада Маккену вундеркинда с кафедры хирургии. До машины остается восемнадцать с половиной метров, когда за углом улицы вдруг раздаются шаги. Кто-то бежит, причем очень быстро, и совершенно не скрывает своего присутствия.
Ненадолго Конн загорается надеждой — полиция, кто-то видел его и вызвал помощь, но сразу же паникает. Не полиция, а какой-то фрик. По манере двигаться — мальчишка, но волосы длинные, светлые, спутанные, как пакля, панамка явно девчачья, розовые сандали тоже. Рост — метр шестьдесят пять или шестьдесят три.
Конн по привычке пытается определить на вскидку, но не может, сбитый с толку яркой внешностью. Еще девять секунд, и становится совершенно ясно, что это именно парень. Он останавливается в трех с четвертью метрах от женщины, возглавляющей процессию, и некоторое время просто тяжело дышит, уперев руки в коленки. А потом запрокидывает голову и говорит хрипло и тихо «моё». Женщина делает знак телохранителю, и тот кладет руку на кобуру.
«Что вы сказали, юноша?» Он выпрямляется и смотрит только на кона яркими-яркими голубыми глазищами. «Моё! Моё! Моё!» — повторяется стервенением. Женщина пытается обернуться к телохранителю, и вдруг вскрикивает коротко и заваливается на землю. А телохранитель, вместо того, чтобы помочь ей или устранить фрика, вдруг начинает хладнокровно расстреливать товарищей.
Четыре выстрела, почти беззвучных хлопка. «Глушитель», — соображает кон. Потом еще один хлопок, когда телохранитель подходит к Минивену и заглядывает внутрь. Шестой раз он выстреливает себе в рот. А Фрик улыбается и протягивает руку. «Идем со мной. Я тебя не брошу». Хон просчитывает все варианты, но прежде чем он вслух задает вопрос «Твоя работа, да?».
Фрик растерянно оглядывается по сторонам, будто в первый раз осознавая, где находится, и потом говорит. «Да, но я случайно. Они просто мешались, а она…» На мёртвую женщину фрик смотрит с невыразимой врезгливостью. «Была, как я. Только такая слабачка, фе». И снова оборачивается к Кону. «Пойдём, пожалуйста», — просит почти жалобно. «Я тебя издалека услышал. Ты мне нужен. Ну, пойдём».
И Кону от чего-то хочется подчиниться. Он смутно осознаёт, что это желание не его, Оно как будто навязано извне, и вместе с тем чувствует дружелюбие, интерес, восторг, облегчение, надежду, злость, всё одновременно и всё чужое. «Хорошо, пойдём», — соглашается Конн и вкладывает руку в протянутую ладонь. Обычно прикосновения ему неприятные, но не сейчас. Кожа по-прежнему запредельно чувствительная, от каждого прикосновения мурашки по спине и слабость в ногах, однако без привычного привкуса боли или отвращения.
Как будто трогаешь сам себя. Парень на секунду замирает, а потом вдруг по-змеиному резко припадает к руке Кона, прижимается к ней щекой. Щека гладкая, нежная, как у ребенка, похоже, бриться ему еще не приходилось. В голове у Кона начинает звенеть от избытка ощущений. «Охренеть!», — делится фрик впечатлениями через четырнадцать секунд и, наконец, отлипает от чужой руки.
Кону уже все равно. Его сознание словно распалось на полторы сотни зеркальных осколков, и в каждом отражается что-то свое. Какая-то часть разума продумывает последствия убийства людей из Шельдерской группировки, другая пытается проанализировать неожиданного спасителя и понять, откуда он взялся, третья методично перебирает варианты дальнейшего поведения, а фрик тащит его вглубь городских трущоб и тараторит безумлку.
«Сначала я услышал ее. Она такая же, как я, только хуже. «Недоделка, но она громко думала про тебя, и я услышал тебя у нее в голове, и пошел за ними, и услышал тебя». Не оборачиваясь, рефлектор нажимает запястье Кона, потом скользит пальцами вверх, забираясь под рукав водолазки. У фрика инстинкт — обтрогать, общупать с головы до ног жесткими мозолистыми ладонями, впитать тактильные ощущения.
Кон чувствует, что за этим стремлением стоит нечто большее, словно через прикосновение этот странный парень изучает его, разглядывает или, иногда, просто благоговейно слушает, тянется за впечатлениями, как заядлый курильщик в нервный момент за сигаретами. — Ты, ты потрясающий, правда, меня как водой окатило, я до этого уже несколько месяцев совершенно чокнутый ходил, меня где только не мотало, а тут, как якорь, и все, я спокоен, я могу чувствовать, где я, а где остальные, разделять, Как будто ты — барьер между остальными и мной.
И это, знаешь, такой кайф, просто неописуемый — быть собой. Но не успел я обрадоваться, когда вдруг та стерва подумала, как именно тебя будут убивать. И я понял, убьют ведь, и даже не поймут, на кого руку подняли.
А я ведь тебя даже толком распробовать не успел, все равно что слизываешь с десерта взбитые сливки, самую верхушку, а остальное прямо из рук вырывают. «И меня как перемкнуло! Нельзя упускать, надо отбить!» Ну, я и отбил, как сумел. Конн вслушивается взбивчивый монолог и с каждой секундой все яснее осознает, что его неожиданный спаситель не идиот. Он странный, очень нервный, совершает нелогичные и пугающие поступки, не имеет представления о личном пространстве собеседника.
Он кажется сумасшедшим и перескакивает с темы на тему как ребенок, но речь у него богатая, правильная и осмысленное. «Что теперь делать будем?» Кон спрашивает по инерции, больше у самого себя. Но парень неожиданно тормозит и всерьез задумывается. «Прятать тебя?» — выдаёт он неожиданно.
«Я уже решил, где. Знаешь, Кон, я ведь постоянно живу в чужих квартирах. Сторожу, когда кто-нибудь богатый и одинокий надолго уезжает в командировку, караулю его, заставляю отдать ключи и забыть это. Потом месяц с чем-то перебьюсь у него в квартире и ищу следующего. Сейчас
