Огни Хафельберга - Софья Валерьевна Ролдугина
Он слабый стратег, всего два потока. Вряд ли он нас раскроет. Ну, он умнее обычных людей. И все. — Ещё же ведь опыт нужен, а какой опыт у офицера полиции, который все два года службы занимался разведением комнатных растений? — Ты действительно идиот, — сухо констатировал Шелтон, без труда нагоняя Марцеля. — Я тебе говорил, что Штайн вполне может быть стратегом.
Вероятность этого, по моим оценкам, очень велика. — Ну и? — Штернберг точно не Штайн, я тебе гарантирую. Профессор Джиль де Леоне полагал, что сверхспособности могут быть привязаны к генам и передаваться по наследству. То есть это не единичная мутация. Возможно, подчеркиваю возможно, идёт накопление признака. Скорее всего телепатия, стратегия или биокинез признаки рецессивны, но… Ты что замер? Марцель прокрутил в голове монолог Шелтона, подумал секунды две и выдал «Тогда я детей точно не заведу».
— А ты что, планировал? — несколько удивлённо отозвался Шелтон. — Ага, — растерянно кивнул Марцель, чувствуя себя слишком расстроенным, чтобы врать. — Думал, хорошо бы девочки получились, потому что с моим ростом у парня точно проблемы будут и комплексы всякие.
Только если он в мамочку пойдёт, а она высокая окажется, а я на высоких не западаю. — Э-э, ты чего? На какую-то долю секунды разум у Шелтона стал девственно чистым. Кажется, это у обычных людей называлось «шок». — Ты это серьёзно? — Ну да, — грустно вздохнул Марцель, снял очки и протёр стёкла рукавом свитера.
— А теперь планы к чёрту летят. Ладно, забей. Я очень-очень теоретически рассуждаю. Какие дети при нашей жизни? — Да, конечно, — кивнул Шилтон и нервно сжал край сумки с ноутом. Небывалое проявление эмоциональности. Океан разума штормила. — Слушай, Шванг, — обратился Шелтон как-то слишком осторожно, — получается, ты свою телепатию, кхм, не очень любишь?
Почему не люблю? Марцель искренне удивился и даже полез проверять. Не шутит, не издевается. — Я от нее тащусь. Наверное, если у меня отобрать телепатию, я просто разбегусь и шваргнусь головой в стенку, ну или таблеток наглотаюсь. Но это, понимаешь, такая штука, которую никому не пожелаешь. Есть она, всё, без неё уже не можешь, кранты.
Нет её, живёшь в сто тысяч раз счастливее. Иди сюда и давай лапу, я тебе образ скину, что ли, чтоб понятней было. На душе у Марцеля стало погано подстать сегодняшней погоде, хотя причин вроде и не было. — Нет, спасибо. Шилтон рефлекторно отступил в сторону, и мысли у него стали совершенно нечитаемыми. Слишком много потоков текло одновременно. Я примерно понял. Давай лучше вернемся к теме разговора.
Так вот, профессор Леоне считает, что экстрасенсорные способности могут передаваться по наследству. А если Герхард Штернберг — стратег, значит, его кровные родственники также могут быть стратегами. А-а-а! Мартель радостно выбросил из головы размышление о телепатии. Да меня дошло, кажется. «Предлагаешь проверить всяких там братьев этого смазливого типа?» Герхард Штернберг, единственный ребенок в семье, задумчиво откликнулся Шелтон.
Но не мешает обратить внимание на родственные связи с Веберами, например. Штайн может приходиться Герхарду дальним родственникам. «Может, я прослушаю этого Герхарда?» «Сколько энтузиазма!» — усмехнулся Шелтон. «Прослушаешь. Но в следующий раз. Сейчас возвращаться нельзя. Себя. Слишком подозрительно, если он дважды за день в нашем присутствии потеряет сознание. Даже простой человек заподозрил бы что-нибудь, а уж стратег, пусть и слабый.
Да и вообще, еще два-три обморока в твоем присутствии и поползут нежелательные слухи. Я знаю, что изменение памяти тебе дается нелегко, но в следующий раз с одной прослушкой мы уже не обойдемся. Ну, черт возьми! Марцель Хмур опнул вордюр. Заболела нога, и на душе стало вдвойне поганее прежнего. «Ага, Шелтон осторожный, Шелтон предусмотрительный, идиот.
Не ему придется мозги выворачивать с риском свихнуться». «Но это позже. Пока расслабься», — посоветовал Шелтон, заметив, что напарник приуныл. «Сейчас мы идем в монастырь Шванг. Для поддержания легенды. Я там буду якобы работать с архивами, а на самом деле начну просматривать полицейскую базу данных. — А мне что делать? — заинтересовался Марцель. Перспективы провести несколько часов, наблюдая за работающим Шелтоном, не особенно вдохновляло.
— Что угодно, но в пределах моей видимости. — Или, если захочешь, поболтай с кем-нибудь из монахинь. — пожал плечами стратег. — Я пока не хочу отпускать тебя далеко. — Из-за глюков? — сообразил Марцель. — Да ну, уже второй день идёт, а от них ни слуху, ни духу. «Может, не проявится больше?» «Я бы не стал так рисковать, но дело твое».
Шелтон равнодушно посмотрел на напарника, но океан его мысли подёрнулся рябью тревоги. «Если по дурости забредёшь в какой-нибудь уединённый коридор, а там наткнёшься на очередную сгорающую девушку, сочувствия от меня не жди». В переводе с шелтоновского языка на человеческий это означало «Увидишь призрак, получишь в дополнение экстрессу три часа нотаций». Марцель обиженно фыркнул. — Да вообще не факт, что они появятся, если я один останусь.
— Пока две закономерности, которые мы смогли вывести — это темное время суток и отсутствие свидетелей. — Ладно, ладно, я понял, — поднял руки Марцель, сдаваясь. — Не нуди. Посижу с тобой, будет совсем скучно, так посплю. — Конечно, если монахи не позволят. Возможно, и для тебя найдется работа. Шелтон как в воду глядел. К архивам монастыря, касающимся первых этапов строительства его допустили, пусть и со скрипом.
Строго говоря, там и изучать-то было нечего. Два письма на латыни, несколько чертежей и рисунков. Всё было ужасно старое, рассыпающееся даже от неловкого вздоха и поэтому лежало под толстым стеклом в музее. Сестра Анхелика, заведующая музеем, провела Шелтона в зал, выдала стул и большую тетрадь для записей. Фотографировать источники запрещалось. Выдала и сама уселась на табуретку, благожелательно наблюдая за молодым профессором.
Это, разумеется, Шелтона категорически не устраивало. Поэтому Марцелю пришлось отвлекать монахиню всеми возможными способами, чтобы дать напарнику возможность поработать и одновременно поддержать легенду. К счастью, через час или около того сестра Анхелика решила, что профессор Шелтон не нуждается в постоянном присмотре и позволила Марцелю выманить себя наружу.
Пользуясь расположением старой монахини, он сначала развел ее на приглашение в трапезную, потом на кружку очень вкусного травяного чая, а затем и на душевный разговор, вскоре свернувший на оврике.
А я ведь помню, как она появилась здесь.
Сестра Анхелика пригубила чай из своей чашки, расписанной мелкими голубыми цветочками, и улыбнулась.
Дело было три года назад. Я как раз гуляла по Центральной площади. Была ярмарка, только не для туристов, а наша, и люди вокруг бродили только знакомые — Анна Линден, Майнхарды.
С младшенькими, Штраубе, еще Гюнтеры тогда с детьми гуляли. Офицер Вебер, конечно, за порядком присматривал. Торговые ряды, маленькие такие, всего десяток ларечков, и все друг друга тоже знают. Только вот Хайнсы новенькие были, и вот двое из Тюрберга приехали.
И все ходят, прицениваются только, потому что раннее.
Утро и солнышко светит, а всем погулять охота. И вдруг в конце улицы той, которая выходит на дорогу к станции, появляется она — Ульрике, такая тоненькая, в черном плащике, с одним рюкзачком, выходит на середину площади, прямо в гущу ярмарки и громко так спрашивает, аж на всю площадь. — Кто здесь знает, где живёт Бригитта Кауфер? А я тогда ближе всех стояла. Возьми да и скажи ей, я, мол, знаю.
И что? Марцель подался вперёд, жадно впитывая воспоминания и впечатления. Ульрики трёхлетней давности почти не отличалась от Ульрики нынешней, разве что была менее загорелой. В памяти сестры Анхелики Ульрики смотрела на город удивлённо и с лёгкой обидой, словно жила здесь когда-то давно и теперь никак не могла узнать вроде бы знакомые с детства улочки. Но голос, сами модуляции речи были точь-в-точь такими же, как и сейчас.
— Я её и провела к дому фрау Кауфер, — вздохнула монахиня. — Фрау Кауфер, помнится, тогда совсем плоха стала. Соседки её звали, прости Господи, Старой Стервозиной.
Она каждый божий день скандалы закатывала. Мне тоже открывать не хотела. Ругалась все из-за двери. Потом,
