Прежняя жена - Шанора Уильямс
Смешно, но я до сих пор помню тот миг, когда влюбилась в него. Это было 12 мая 2012 года, и я стояла за стойкой регистрации в гольф-клубе «Бэйлор». Работу я получила по счастливой случайности, благодаря бывшему парню, но мне там не нравилось: менеджер оказался властолюбивым придурком, а форма из полиэстера ужасно кололась. Впрочем, платили хорошо, да и альтернатив не было, так что я смирилась.
В те выходные проходил турнир звезд по гольфу. Постояльцев в отеле при клубе было хоть отбавляй, и весь персонал вышел на дежурство. Я целый день регистрировала приезжающих, и в конце концов все они превратились в череду размытых черт: большие глаза, маленькие глаза, нос картошкой, тонкий нос, матовые губы, блестящие губы… А затем появился он. Роланд Грэм. Мой взгляд зацепился за этого мужчину, а значит, он выделялся из толпы.
Первое, на что я обратила внимание, – внешность. Любая женщина обратила бы. Он был чрезвычайно красив – один из редких людей с очень правильными чертами лица, – но, кажется, не придавал этому особого значения. Роланд не расхаживал с самодовольным видом, как некоторые мужчины. Да, он излучал уверенность, хотя шел со слегка опущенным подбородком, а глаза скользили по окружающим. Он держался скромно, но взгляд у него был зоркий.
Он направился прямо к стойке, назвал свое имя, и я зарегистрировала его. Пока записывала данные, украдкой взглянула на пальцы клиента. Никакого обручального кольца. Неожиданно.
– Ваш номер тысяча триста третий, мистер Грэм.
– Ну что вы, – сказал он, убирая кредитную карту в бумажник. – Мистером Грэмом был мой дедушка. Зовите меня Роланд.
Я рассмеялась:
– Почти уверена, что каждый мужчина говорит эту фразу: «Мистер такой-то – мой отец или дедушка».
– Думаю, это потому, что в тридцать лет не хочется, чтобы тебя называли мистером. – Он ухмыльнулся и наклонил голову в мою сторону.
Помню, как произнесла что-то вроде:
– Ладно, мистер Роланд! Хорошо вам провести время и удачи на турнире.
Я широко улыбнулась, и он рассмеялся, явно забавляясь.
Непринужденно улыбаясь, он повернулся и пошел, покатив за собой чемодан. Я смотрела вслед, вспоминая слова одной старой подруги: «Если мужчина оглядывается после встречи с тобой, он заинтересовался».
И конечно же, пока Роланд ждал лифт, он оглянулся. И я посмотрела в его прекрасные ореховые глаза – глубокие как озера, от таких я могла бы не отрываться весь день… Но тут двери лифта распахнулись.
Я работала все выходные и, так уж получилось, несколько раз сталкивалась с ним в отеле. Я видела его за завтраком – перед Роландом стояла овсянка с грейпфрутом, – или он проходил мимо стойки регистрации, разговаривая с кем-то из гостей турнира, но не забывая бросить взгляд на меня.
А еще он звонил на ресепшен и просил дополнительное постельное белье, – думаю, это был только предлог. Я старалась вести себя как профессионал, и он благодарил меня своим приятным голосом, а я, вешая трубку, не могла сдержать улыбку.
В конце концов все это вылилось в приглашение на свидание. Он предложил поужинать после его победы, в которой не сомневался. Роланд поймал меня поздним вечером: смена только что закончилась, и я как раз собиралась выходить из отеля – сумка через плечо, форменный жакет на сгибе локтя.
– Вы от скромности не умрете, – поддразнила я, когда он хвастался неизбежной победой.
Он рассмеялся в ответ:
– Я выиграю!
– Почему вы так уверены?
– Потому что я настолько хорош.
– Вот это самонадеянность!
– Хотите сделать ставку?
– Зависит от того, на что мы ставим.
– Ужин, – предложил он. – Если я выигрываю, после турнира вы со мной поужинаете.
– Ладно, – усмехнулась я. – А если проиграете?
Он прихватил свою сумку с клюшками для гольфа:
– Не проиграю.
Его уверенность была восхитительной. Она растеклась у меня внутри, как хорошее вино, и я впитала в себя эту встречу и остаток вечера прокручивала ее в голове.
И конечно же, он победил. Когда игра закончилась, Роланд не позировал для фото, не болтал с другими игроками, не праздновал вместе с ними. Он отправился прямо в отель. Я в это время поправляла витрину, и Роланд, с кубком в руке, развернул меня к себе.
– Я же говорил тебе, что выиграю, – сказал он.
И поцеловал меня. Вот так. На глазах у всех – сотрудников отеля, болельщиков и журналистов, которые последовали за победителем.
Вот тогда я в него и влюбилась. Он был таким смелым. Таким дерзким. Таким уверенным. Таким… идеальным. И целовался как бог. За ужином он угощал меня на призовые деньги.
Но турнир закончился, и поэтому ему пришлось отправиться домой.
Домой – далеко, в Колорадо.
26
Я захлопнула дневник.
– Нет, Самира. Нет! – Помотав головой, я встала.
Нет. Дневник личный. Она писала о своем браке – о Роланде. Это святое!
Но оставалось так много вопросов. Почему Мелани спрашивает себя, когда между ними все разладилось? Что произошло с их браком? Они были счастливы и любили друг друга. Любили ведь?
Я посмотрела на обложку дневника, потом мой взгляд устремился к стеллажу. Я сняла оставшиеся томики: да, все пронумерованы, и в каждом на первой странице ее имя.
Мелани завела дневники специально, чтобы писать о своем браке. Почему? Кто вообще так делает?
Она хотела когда-нибудь опубликовать свои воспоминания? Решила оставить мемуары? Роланд говорил, что она любила писать, но никогда не упоминал, что она писала такое. Так что же, черт возьми, она собиралась делать со своими признаниями? И почему дневники оказались в павильоне? Читал ли их Роланд? А его мать? Хоть кто-то?
* * *
Вечером, пока я умывалась и чистила зубы, Роланд рылся в гардеробной. Я закончила как раз тогда, когда он, зевая, вышел оттуда в синих клетчатых пижамных штанах.
Пока Роланд устраивался на своей половине кровати, я сидела на другом краю, натирая лосьоном руки и ноги. Убирая волосы под шапочку для сна, я думала, под каким соусом подать свою находку, чтобы муж не расстроился.
– Мелани любила читать, – начала я, чувствуя себя абсолютной дурой.
Многие любят читать. Я люблю. Роланд тоже. Он как раз собирался открыть книгу: прислонился спиной к изголовью кровати и надел очки для чтения. Но было слишком поздно отказываться от своего заявления.
Повернувшись к мужу, я увидела, что он замер с томом в руках.
– У нее в павильоне много книг, – добавила я.
– Да, Мелани их