Прежняя жена - Шанора Уильямс
Я перевела взгляд с мужа на потолочный вентилятор. Он не был включен, но я представляла, как лопасти вращаются, вращаются, вращаются… А затем почудилось, что на одной из них висят кружевные зеленые трусы. И отпечаталась алая помада.
Я закрыла глаза. Перевернулась на бок, спиной к мужу.
Я слишком много думаю об этом. Мелани умерла случайно. Роланд – хороший человек. Все прекрасно.
* * *
Нет, все не прекрасно.
Нужно вернуться в павильон. Убегая оттуда, я чувствовала, что бросила дело на полпути, а кроме того, помещение нужно мне для личного пользования. Фотографии – это просто фотографии. Так я говорила себе, чтобы заснуть накануне, но теперь, когда наступил день и я бродила по коридорам особняка, по которым когда-то бродила и Мелани, глубоко внутри засела тревога. Я даже есть не могла.
– Вы не голодны, миссис Грэм?
Я дважды моргнула и посмотрела на Ядиру, которая стояла по другую сторону стола, обеспокоенно глядя на меня.
– Роланд сказал, вы любите овсянку, поэтому я ее и приготовила, но я пойму, если вам не понравилось. Слишком много корицы?
– Нет-нет, Ядира. Дело совсем не в этом. Прости. Я просто немного устала. Плохо спала. И пожалуйста, я же просила называть меня Самирой. Серьезно. «Миссис Грэм» – слишком официально.
– Хорошо, Самира, – засмеялась Ядира. – А знаете, у меня есть специальный чай. Способствует хорошему сну. Смесь с карамельными нотами, прекрасно успокаивает. Я оставлю вам на ночь, если хотите.
С этими словами она подошла к плите и что-то помешала в серебристой кастрюле.
Ядира была великолепной женщиной, с волосами цвета эбенового дерева и кожей как у Джене Айко[8]. Высокая, почти одного роста с Роландом, она могла бы сойти за модель, и я об этом сказала на венчании (потому что была пьяна и словоохотлива), а она ответила, что из-за щели между передними зубами слишком не уверена в себе, чтобы быть моделью. Я отмахнулась: это, мол, просто смешно, и щель делает ее красоту еще уникальнее.
– Было бы здорово. Спасибо.
Я поковыряла ложкой овсянку (на самом деле очень вкусную), но смогла проглотить лишь чуть-чуть, выбросила остатки и отнесла миску в раковину.
– Есть ли пожелания на обед? – спросила Ядира, доставая из холодильника пучок моркови.
– Приготовь что-нибудь по своему выбору. Я не привередлива.
– Хорошо.
Я вышла из кухни, взяв бутылку воды, и двинулась в прихожую, чтобы обуться. Захватив свой оливково-зеленый тренч и шарф, я вернулась на кухню, направившись к раздвижным дверям.
– Если Роланд вернется раньше меня, скажешь, что я в павильоне?
Ядира перестала резать морковь и резко взглянула на меня:
– В павильоне?
Я остановилась, держась за ручку двери:
– Да, в павильоне, а что? В чем дело?
– Да нет, все в порядке.
Она снова взялась за морковь. Теперь ее плечи были напряжены, губы поджаты.
– Мне кажется, ты что-то недоговариваешь.
Я заметила, как Ядира опустила глаза, избегая моего взгляда.
– Ну, наверное, я просто удивлена, что Роланд пускает вас туда. Раньше в павильон заходила только его мать. Ну и я – я как-то помогала ей день или два. Она упаковала вещи в коробки и предложила все выбросить еще пару лет назад, но Роланд не разрешил. – Ядира быстро покосилась в мою сторону, прежде чем снова отвести взгляд. – Наверное, тогда он еще не был готов отпустить все это.
– Понятно.
Ядира посмотрела на меня:
– Он очень счастлив с вами. Приятно видеть его таким.
– Да. – Я улыбнулась и направилась к двери.
Странно, что Ядира так напряглась при упоминании павильона… Но затем я подумала, что, возможно, Мелани – щекотливая тема и для нее тоже. Она работала здесь при ней. Наверняка чувствует себя не в своей тарелке из-за перемен – обслуживать сначала одну жену, потом другую…
24
Одежду я рассортировала. Платья – в одну стопку, блузки – в другую. Украшения – в коробку, шейные платки – в корзину. Я решила отвезти все в город, продать что смогу, а остальное пожертвовать. Украшения выглядели дорого, и у меня возникло искушение оставить кое-что себе, но нет: я ведь и так захватила павильон Мелани. Не хотелось присваивать еще что-то, а уж тем более донашивать за ней вещи, лишний раз напоминая Роланду о прежней жене.
Я расчищала пространство, обнажая все больше пространства на встроенном столе, а взгляд то и дело возвращался к корзине с фотографиями. Я понятия не имела, что с ними делать. Выбросить? Сжечь? Стал бы Роланд хранить фотографии, если бы знал о них? Они казались очень личными. Кроме того, если Ядира и его мать наводили здесь порядок, они тоже наверняка наткнулись на эти снимки. Спрашивала ли его мать о них? Или и она, и домработница поступили так же, как я, – притворились, что никогда не видели снимков?
На время отбросив эти мысли, я сдвинула все коробки у стены и подошла к стеллажу, чтобы снять книги, которые, скорее всего, не буду читать и отдам кому-нибудь. Комната без книг – это комната без души, так что да, некоторые оставлю. Нет смысла вытаскивать все.
Добравшись до четвертой полки, я увидела аккуратно выстроенные в ряд черные томики. Они, вероятно, не привлекли бы моего внимания, если бы на корешках было что-то написано, но ни у одной из книжек названия не оказалось. Только номера внизу, от одного до шести.
Я положила книги, которые держала в руках, на пол и вытащила томик с вытисненной золотом цифрой 1. Книжка была довольно толстой, в твердом переплете, на обложке стояло слово «Признания», выведенное простым тонким золотым шрифтом без засечек. Я открыла первую страницу и увидела надпись: «Этот дневник принадлежит Мелани Рейн».
– О черт! – вырвалось у меня.
Я быстро пролистала страницы – каждая была заполнена от руки.
Что-то в глубине сознания кричало, чтобы я немедленно закрыла и выбросила все дневники или сожгла их вместе с фотографиями, но я не могла заставить себя сделать это. Я прочитала первую строку: «Когда между мной и Роландом все разладилось?»
Затем прочла и следующую строку, а потом села в пыльное зеленое кресло и продолжила читать.
Не успела я оглянуться, как дневник меня полностью захватил.
25
Когда между мной и Роландом все разладилось? В последнее время я часто задаю себе этот вопрос. Когда-то я была так влюблена, так счастлива. Но теперь мой брак лежит в руинах и я плачу каждую ночь. Я скучаю по прежней себе – прежним нам. Но потом думаю: может, на самом
