Огни Хафельберга - Софья Валерьевна Ролдугина
«Нет». «Там кто-нибудь живет или дом пустует?» «Ну-ка, ну-ка, не подойдет ли эта милая избушка на отшибе для нашего Штайна?» Он попытался прислушаться телепатически, но к горлу подступила тошнота, последствия того, что утром пришлось излишне поднапрячься и слить разом кучу воспоминаний. Из-за этого не иначе мерещилась всякая гадость, как в первый день, дурацкое, навязчивое чувство взгляда в спину, глухая застарелая ненависть, тянущее ожидание предвкушения, как будто злой ребенок ждет подарка.
Марцель рефлекторно сжал пальцы, стискивая плечо ульрике. — Живет. И давно. Это дом кладбищенского сторожа. Она мельком оглянулась, потемневшие глаза, сумбур в мыслях. Огонь, много огня, чьи-то жадные руки с растопыренными пальцами, раззявленные рты, птица в вечернем небе, распростершая крылья над миром.
Самый настоящий, оставшийся еще с тех времен. Он деревянный, в него четыре раза попадала молния, пожар Я начинался, но сторож успевал потушить пламя. Ему, в смысле сторожу, говорят лет триста, его зовут Цорн и он очень, очень плохой человек, чужих не любит.
Раньше в полиции работал, — добавила Ульрике совсем буднично. — Лучше не ходите к нему, он может и из ружья пальнуть. — Сумасшедший совсем! При слове «сумасшедший» Марцелю заранее сделалось дурно, но, оглянувшись на неторопливо приближающегося Шелтона, он вспомнил о работе и попытался вытянуть побольше сведений. — А этот Цорн один живет? У него нет наследничков там, племянников или внуков?
Нет. Ноздри у Ульрики гневно раздувались, словно к Цорну у нее были глубоко личные счеты. — Он последний из рода. У него отец священником был, Цорн тоже в семинарию пошёл сначала, а потом вдруг подался в полицию. — Ты много знаешь про местных, — коварно похвалил Ульрики Марцель. — А про другие дома можешь чего-нибудь рассказать? — Да расплюнуть, — выркнула она.
Ткни пальцем только. Про любой дом прям рассказать можешь. — Про любой из 1238 домов Хафельберга, — на полном серьёзе уточнила Ульрики. — Поспорим? — Давай. А на что? «Ясен пень, что на желание…» «Ну, пойдёт… Шелтон… э, я хотел сказать, профессор Шелтон. Разобьёте?» «Конечно!»
дипломатично улыбнулся стратег. Неодобрением от него веяло так же явно, как холодом с распахнутой морозилки. «Шванг, вы не посвятите меня в суть спора?» После объяснений Шелтон немного оттаял. Видимо, посчитал, что так или иначе польза будет, а уж с нежелательными последствиями опрометчивого спора, Марцель, если что, справится и сам. «И куда теперь?» — поинтересовался стратег, когда рукопожатие было торжественно разбито.
Ульрике облизнула пересохшие губы. «За солнцем, конечно. Вот так, по часовой стрелке обойдем город. Кстати, вы знаете, что улицы в Хаффельберге закручены против осалонь. Это очень, очень плохая примета». Вопреки скептическому отношению Шелтона, из «Ульрики» вышел замечательный экскурсовод. Иногда её заносило, и рассказ об очередном доме превращался в краткое изложение сюжета бразильского сериала.
Кто, когда, на ком женился, сколько было детей, внуков и правнуков, где работал троюродный племянник хозяина и сколько раз писали на них жалобу соседи. Марцель вслушивался в истории с удовольствием. Пил их, как чистый крепкий кофе, закусывая в охотку сигаретным дымом. Но частенько приходилось толкать Шелтона локтем в бок и шептать «Так, это она врет». Врала уйрики вдохновенные со смаком, сочиняя на ходу, и тут же начиная верить в свои выдумки.
Если бы не телепатия, отличить ложь от правды было бы невозможно. Разве что Шелтон смог бы сделать это, сопоставив факты, но информации валилось столько, что рациональнее было сразу отделять зерна от плевел, а не насиловать идеальный мозг стратега идеальным же враньем. Со временем Марцелю начало казаться, что Хаффельберг населён сплошь стариками и многодетными семьями.
Почти в каждом домике либо доживала свой век в тепле и спокойствии престарелая пара, либо располагалось родовое гнездо, этакое обширное на три-четыре поколения с малолетними отпрысками в количестве не менее пяти штук. И тем удивительнее было, что одиноких мужчин в интервале от 20 до 40 лет, стабильно отсутствовавших в городе последние три года, набралось от силы с полдесятка. — Ну, есть что-нибудь? — сонно поинтересовался Марцель, когда Удрике ускакала дальше по тропе искать местечко для пикника.
— Надеюсь, ты все запомнил, потому что у меня в голове что-то не задерживается ничего. — Это потому что у тебя мозг, как большой локатор. — Собирать информацию можно, а хранить негде, — мгновенно отреагировал Шелтон. — Ты меня сейчас похвалил или поругал? «Я пошутил, Шванг», — смертельно серьезно ответил он, — «вынужден признать, что интуиция тебя не подвела.
Ульрики действительно рассказала немало интересного. Я бы посоветовал тебе запомнить четыре фамилии — Майнхарт, Бекенбауер, Хайнце и Линден». «А что с ними?» Марцель снял очки и педантично протер фиолетовые стеклышки краем футболки. «Линдон. Вроде знакомая фамилия». «Это фамилия Анны. Помнишь кафе, где мы вчера обедали?»
Шелтон машинально огладил сумку с ноутбуком, тем же жестом, каким Марцель проводил пальцами по кромке сигаретной пачки. «Так вот, оно принадлежит Линдонам. Анна — младшая дочь в семье. Старший брат учится на экономиста, предположительно в Харбине. И знаешь, что мне кажется странным, Шванг?» Марцель прислушался к мыслям Стратега и фыркнул. Ответ, как будто нарочно, по плавкам плясал в холодном потоке логических заключений.
Старший, говоришь? А этой Ане уже тридцать точно есть, значит, ее братцу… — Тридцать три ему, — я уточнил. — Хм… И что такой здоровенный лоб делает в университете? — Спроси у своей ульрики. Шелтон откинул со лба вьющуюся каштановую прядь и усмехнулся. А я, как выпадет возможность, обязательно проверю, есть ли в университете студент по имени Томас Линдон.
Что же до остальных? Пожалуй, легче всего будет проверить Юргена Беккенбауэра. Если верить Ульрике, последние два года он провел на лечении в больнице Шельдорфа. Ммм, какое совпадение. Конфетка просто. Не перебивай. Два года он провел в Шельдорфе, однако три недели назад вернулся. Совершенно официально. Большую часть времени он сидит дома, только один раз выбрался в церковь на воскресную службу.
«Опа!» Мартель оживился, сонливость как рукой сняло. «Перспективный, навестим его?» «Разумеется», — тонко улыбнулся Шелтон, — «Бекенбауры живут в старинном красивом особняке, грех не попроситься к ним и не расспросить об истории и архитектуре». Удерике вынырнуло из кустов у подножья ближайшего холма, приглашающая махнула рукой и опять скрылась в буйной зелени.
«Кажется, нас зовут». Радостно оскалился Марцель и припустил к холму, набегу, крикнув через плечо, «Надеюсь, бутерброды у нее в сумке в кашу не превратились. Э-э-э». Марцель чуть не опрокинулся на спину, когда что-то неожиданно дернуло его за шиворот. «Не ходи в одиночку», — холодно заметил Шелтон, не выпуская футболку напарника.
Марцель рванулся еще разок по инерции и послушно замер. — Ты куда сейчас побежал? — Ульрики из виду скрылась, я бы в два счета отстал. Там шиповник, мне тяжело будет лезть через колючки на пролом. — Хочешь словить очередную галлюцинацию? — Сейчас день вроде. — слабо пискнул Марцель. У Шелтона хватка была железная, а глаза злые. — И ты же меня сразу догнал, чего теперь нудишь?
Дело не в том, что я сделал. Шелтон отступил с явной неохотой, разжимая пальцы. В мыслях у него чётким рефреном повторялась мысль, что, будь его воля, Марцель бы давно на шлейке ходил. А в том, что ты сам не думаешь, опять действуешь бездумно. Мы ведь вроде сошлись на том, что огненные девушки появляются только тогда, когда рядом с тобой никого нет. Марцель скис. Зануда. Ого!
Так почему ты радостно ломишься в кусты один? Когда Шелтон начинал читать морали, правильная линия поведение была только одна. — Понял, проникся, осознал, учел на будущее, — протараторил Марцель себе под нос, тщательно излучая в пространство чистое раскаяние. — То-то же. Пока они припирались, Ульрики успела расчистить место для пикника на пологом, залитом солнцем склоне холма, разложить на траве плед и вывалить из сумки сэндвичи.
У Марцеля при виде еды желудок аж подвело. Терпение на то, чтобы дождаться, пока Шелтон
