Черные небеса - Арнальдур Индридасон

«Я сам часто задавался этим вопросом», — признался Сигурдур Óли. «Но ты действительно нравишься маме. Она мне так сказала. Нет необходимости ругать ее».

«Она никогда не поддерживала меня, когда мы проигрывали … когда у нас были свои проблемы. Никогда. У меня сложилось впечатление, что она чувствовала, что это не имеет к ней никакого отношения. Мне казалось, что она винила во всем меня — в том, что я все тебе испортила, не имея возможности иметь детей.»

«Почему ты так говоришь?»

«Потому что это правда».

«Ты никогда не упоминал об этом раньше».

«Конечно, слышал; ты просто не хотел слушать».

Официант вернулся с новой бутылкой, показал Сигурдуру Óли этикетку и начал вынимать пробку у него под носом. Затем он налил немного, и Сигурдур Óли попробовал вино и одобрил его. Официант наполнил их бокалы и оставил бутылку на столе.

«Ты никогда не хотел слушать ни слова из того, что я говорю», — сказал Бергт & #243;ра.

«Это неправда».

Она посмотрела на него, ее глаза наполнились слезами, затем взяла салфетку.

«Хорошо», — сказала она, меняя тему. «Давай не будем ссориться. Все кончено, и мы ничего не можем изменить».

Сигурдур Óли опустил взгляд в свою тарелку; ему было трудно справляться со сценами. Как бы он ни был счастлив подвергнуть преступных подонков тираде оскорблений, он сделал бы все, чтобы сохранить мир, когда дело касалось его семейной жизни. Однажды он спросил себя, не связано ли это с той ролью, которую он играл мальчиком во время развода своих родителей, когда он пытался сделать всех счастливыми и обнаружил, что это невозможно.

«Мне кажется, ты часто забываешь, что мне тоже было тяжело», — осторожно сказал он. «Ты никогда не спрашивала, что я чувствую. Все дело было в тебе. И ты настаивал на усыновлении, ты никогда не спрашивал моего мнения. Ты просто был полон решимости идти вперед. Мы так часто это обсуждали, что я действительно не хочу обсуждать это сегодня вечером».

«Нет, — согласился Бергтó ра, — давай не будем говорить об этом. Я тоже не хотел. Давай оставим это».

«Я удивлен, что ты так говоришь о маме», — сказал Сигурд Óли после паузы. «Хотя я знаю, какой она может быть. Кажется, я помню, что предупреждал тебя о ней, когда мы впервые встретились».

«Да, ты сказал мне не позволять ей добраться до меня».

«И я надеюсь, что ты этого не сделал».

Наступило долгое молчание. Вино было из Тосканы, мягкое и сочное на вкус; музыка над их головами тоже была итальянской, и еда, которую они ждали. Только тишина между ними была исландской.

«Я не хочу усыновлять», — сказал Сигурдур Óли.

«Я знаю», — ответил Бергт óра. «Ты найдешь другую женщину и заведешь от нее своих собственных детей».

«Нет, — сказал Сигурд Óли, — не думаю, что из меня получился бы хороший отец».

Придя домой, он включил телевизор и начал смотреть бейсбол, но «Ред Сокс» показали ужасное представление, которое никак не подняло ему настроение после ужина с Бергтом ра. Затем на кухонном столе, где он его оставил, зазвонил его телефон. Сигурдур Óли не узнал номер и собирался выключить его, когда любопытство взяло верх над ним.

«Да?» — ответил он с ненужной резкостью. Это была тактика, которую он давно разработал для общения с неизвестными абонентами. В конце концов, это могла быть благотворительная организация. Его имя было помечено красным крестиком в телефонном справочнике, что означало, что он не должен принимать никаких холодных звонков, но всегда был какой-нибудь странный звонок, который проскальзывал через сеть, и звонивший немедленно сожалел об этом.

«Сигурдур?» — позвал женский голос.

«Кто это?»

«Это Сигурд Óли?»

«Да».

«Это Ева».

«Ева?»

«Ева Линд. Дочь Эрленда».

«О, привет».

В его голосе не было теплоты. Сигурдур Óли хорошо знала, кто она такая; они с Эрлендом были коллегами много лет, и он тоже сталкивался с ней в профессиональном плане. Ева Линд вела неуправляемую жизнь, которая не раз приводила ее к контактам с полицией. Действительно, ее жизнь наркоманки причинила ее отцу невыразимое горе.

«Ты что-нибудь слышал о нем?» Спросила Ева Линд.

«Твой отец? Нет, ничего. Все, что я знаю, это то, что он взял отпуск и собирался отправиться на несколько дней в Восточные фьорды».

«О. Разве он не взял свой телефон с собой? У него ведь только один номер мобильного, не так ли?»

«Да, я так думаю».

«У него нет другого телефона? Потому что он не берет трубку».

«Насколько я знаю, нет».

«Если он свяжется, не могли бы вы передать ему, что я спрашивал о нем?»

«Конечно, но…»

«Что?»

«Я не ожидал от него вестей», — сказал Сигурд Óли, ...».так что…»

«Нет, я тоже», — сказала Ева Линд. «Мы…»

«Да?»

«На днях мы ездили кататься; он хотел посмотреть на несколько озер в окрестностях Рейкьявика. Он был…»

«Что?»

«Он казался таким подавленным».

«Разве он не всегда такой? Я бы не беспокоился об этом. Я никогда не видел твоего отца таким, кроме как подавленным».

«Я знаю».

Ни один из них не произнес ни слова.

«Передашь привет от меня?» Спросила Ева Линд.

«Конечно».

«Тогда пока».

Сигурдур Óли попрощался и положил трубку. Затем он выключил телевизор и лег спать.

11

Ему потребовалось некоторое время, чтобы найти старый проектор, спрятанный в низком закутке в кухонном шкафу для метел.

Он был уверен, что старик не стал бы его уничтожать; такая машина никогда бы не попала на острие, если бы этот ублюдок имел к этому какое-то отношение. Удивительно, но после всех этих лет старое свинцово-серое устройство все еще работало, но тогда этот ублюдок, вероятно, все еще им пользовался. Он почувствовал знакомый вес, когда достал его из тайника и поставил на стол в гостиной, его взгляд упал на логотип производителя: Bell amp; Howell. Он вспомнил, как озадачивало его в детстве это название, пока друг не объяснил, что это почти наверняка имена двух мужчин, одного звали Белл, другого Хауэлл, которые вместе изготовили машину, скорее всего, в Америке. Сам проектор был спрятан в глубоком отсеке под крышкой. Он снял крышку, выдвинул рычаги катушки, подсоединил старый электрический кабель и щелкнул выключателем. Стена напротив осветилась.