Плохой для недотроги. Я тебя испорчу - Ая Сашина
— Кофе и должен таким быть. Или настоящий кофе, или пойло. Так во всём… Ты либо есть, либо тебя нет.
— Полумер у тебя нету?
Отрицательно мотаю головой.
— Либо живи на максимум, либо сдохни, — продолжаю гнуть свою линию.
— Мне, получается, нужно сдохнуть? — последнее слово произносит совсем тихо.
Отходит от меня к окну, за которым снова льет дождь. Смотрит вниз. Туда, где расстилается промокший город, словно покрытый серым покрывалом. Капли дождя стекают по стеклу, искажают пространство. Кажется, будто весь мир сжался до размеров этой комнаты.
— Ты просто не знаешь, что значит жить. Тебя не научили, — мне вдруг становится интересно, в какой семье она росла. Кто сделал из неё такое затюканное создание, которое боится не то, что других, но даже и себя. — Ты живешь только с матерью? А где твой отец?
— Он ушел от нас, когда мне было, примерно, десять, — отвечает, не поворачиваясь ко мне.
Разглядываю её вид сзади. Соблазнительно… Особенно теперь, когда я знаю, что скрывается под халатом, который успела нацепить на себя тихоня. Сказала, нашла у меня в шкафу. Даже не знал, что там такое имеется.
— Ты с ним общаешься? — подхожу к девчонке и обвиваю её за талию. Прижимаю к себе. По телу тут же прокатывается волна возбуждения. Я ошибался, когда думал, что у неё только кожа и кости. Ни хера подобного… Где нужно, очень даже всё аппетитно.
— Нет. Мама запрещает с ним видеться и разговаривать. Даже по телефону.
— Почему?
— Такой человек, как он, может плохо на меня повлиять.
Резко разворачиваю её лицом к себе.
— Твои слова или твоя мать так говорит? Твой отец реально мудак?
— Я плохо помню, каким он был. Не могу сказать, что мы много общались. Он постоянно был на работе. Но не верить маме у меня нет оснований. Он нас бросил… Это неправильно.
— Нас… Может, он мать твою бросил?.. Кстати, это ведь её идея отправить тебя в монашки?
— Я не хочу об этом говорить! — проявляет неожиданное упорство.
— Почему? Святоша пала? Стыдно? — говорю всё это с улыбкой, словно шутку, но по взгляду понимаю, что так всё и есть. Тихоня винит себя во всех смертных грехах.
— Адам… — она пытается выскользнуть из моих объятий, но я лишь усиливаю захват.
Прижимаюсь носом к её шее. Веду, ощущая сладкий запах. Она замирает на мгновение, но потом начинает вырываться активнее. Её дыхание становится прерывистым.
— Отпусти. Мне уже пора.
— Шутишь? Мы только начали. Я никуда тебя не отпускаю!
— Нет! Я ухожу. Мне нужно съездить к маме в больницу. И…
Не знаю, что она там думает себе, но я точно не выпущу её из этой квартиры, пока не утолю свой сексуальный голод окончательно. Один раз… Тем более первый… Я не успел толком распробовать её. Рассмотреть. Можно сказать, просто убрал преграду, чтобы не мешала дальше. Хотя не просто… Мысль о том, что у монашки кроме меня никого не было, в который раз разжигает в груди пожар.
— Завтра съездишь.
— У неё сегодня была операция.
— Тем более. Пусть восстанавливается.
— Адам!!!
Охренеть! Монашка повысила на меня голос.
Вместо дальнейшего выяснения всей этой херни сгребаю девчонку и несу на постель в свою комнату. Там траходром нормальный. Не то, что ванна.
— Дай хотя бы позвоню ей, — просит тихоня, понимая, что я слов на ветер не бросаю.
Не отпущу. Тело уже просто горит от накала. Хочу её трахать! Во всех позах, которые только существуют.
— Звони… — по пути подхватываю её мобильный со стола.
Опускаю тихоню на кровать, отдаю телефон, сам нависаю сверху.
— Я так не смогу разговаривать.
— Сможешь.
Выигрываю в борьбе взглядов.
— Адам… Ты невыносим.
Знаю, тихоня. Знаю. Привыкай. Мне всё больше кажется, что это надолго…
Раздеваю её, пока она разговаривает. Вижу, как ей неудобно, как она смущается. Но не могу оторваться от неё. Еще никогда не чувствовал себя долбаным сталкером, но сейчас именно такая мысль приходит в голову. Кайфую от ощущения её мягкой, нежной кожи под моими руками, от её взгляда, который словно обжигает. Я касаюсь её, чувствую, как её тело откликается на мои прикосновения, и это сводит с ума. Её дыхание, её запах — это заставляет терять голову.
— Господи… — пытается в своей манере возмутиться тихоня, завершив разговор. — Ты поним…
— Не сейчас… И вообще не говори такие слова в моей квартире.
Что-то пугает её в моем тоне. Она тут же умолкает. Лишь глаза, бездонные и завораживающие, окончательно лишают меня разума.
— Я твой бог… — произношу, впиваясь в неё взглядом. — Будешь принадлежать лишь мне!
В этот миг я действительно хочу забрать эту девчонку у всего мира. Её глаза, полные изумления, смотрят на меня, и я чувствую, как моё желание становится всепоглощающим. Приближаюсь к ней. Ощущаю дрожь, которая пробегает по её телу. Забираю её выдох… Она моя, и никто другой не сможет претендовать на неё. Ни мать… Ни бог… Никто!
Глава 36
Ангелина
26 сентября, четверг
Сегодня маму выписали из больницы. Я стою у окна, наблюдая за тем, как осенние листья кружатся в воздухе, и пытаюсь осознать, что этот день наконец-то настал. Внутри меня бурлит целый коктейль эмоций. С одной стороны, я рада, что операция прошла успешно, и маму так быстро отпустили домой. С другой стороны, мне придется вернуться к привычной жизни, и это вызывает у меня смешанные чувства.
Я вспоминаю те дни, когда мама была в больнице. Мои дни и ночи были наполнены Адамом. Всё это время мы были вместе, и в своей квартире я появлялась лишь для того, чтобы взять что-то из вещей. Очень быстро, почти бегом, чтобы не привлекать внимания. Адам даже не поднимался никогда. Он хотел, но я боялась, что кто-то из соседей может его заметить и сболтнуть потом об этом.
Мама замечает мою задумчивость и спрашивает, что со мной. Её голос звучит встревоженно, в нем чувствуется беспокойство. Поднимаю глаза и встречаюсь с её взглядом. На короткий миг мне хочется рассказать ей всё, поделиться своими эмоциями, но я, конечно же, не делаю так. Вместо этого вру, говорю, что тяжелая неделя в университете выдалась. Мама кивает,
