Былички и бывальщины. Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье - Константин Эдуардович Шумов
215. У Натальи Рыжковой муж пропал в армии. Она его страшно любила. Сидим раз мы на колхозном собрании. Она приходит радостная, садится между нами в середку и говорит веселая: «Я сейчас с Панькой сидела, он в шапке сидел, на гармошке играл!» После собрания говорим ей: «Давай пошли с нами после собрания». Потом она заболела. В больнице ее парализовало. Мать в Лунежки ее привезла. Ушла к соседям. Пришла домой — все сундуки на ребро поставлены. Чё тут было! Позвали знахарку. Положили Наталье в головы «Сон пресвятой богородицы». Панька пришел к Наталье опять. Начал беситься, аж дома все закачались, посуда стала биться. Хотел Наташку задавить, она успела закричать... (101)
216. Тут у нас один случай рассказывали. Женщина одна при родах умерла. Ребенок остался с отцом. Днем ревел, а ночью спал спокойно. Пошел отец к старухе. Старуха говорит: «Это мать ночью приходит, кормит. Соберите, говорит, по деревне всю родню, в глиняные горшки поставьте кругом свечи, сядьте все и не шевелитесь». Мужик один пьяный горшок уронил, так она исчезла вместе с ребенком. А на могиле разрыто все, и трафарет отпечатался: мать с ребенком. (120)
217. А если маленькому ребенку милостыню дать, то там, кто не своей смертью помер, тому отпуск дают. Я булочку купила, маленькой соседской девочке дала. А ночью вижу во сне: муж говорит: «Мне отпуск дают на семь дён». (89)
218. Вот будешь об этом думать, придут покойники, будут конфетки носить. Вот моя мама говорит. Бабушка в двадцать первом году умерла, а маму взамуж выдать успела. Вот лежу, говорит, с мужем и — на тебе! — выйду до ветру, а мать покажется и говорит: «Подожди, я конфеток дам!» — «А ты где, мама?» — «А ты пойдешь корову доить, я приду». И придет. А если покойник придет, надо в спину поглядеть. А он не дает. А она-то извернулась и по спине ее задела, а там доска оказалась. А домой пришла, а в карманах конфеты. А конфеты, говорит, есть не буду. Ну, корову подоила, мать и ушла. Молоко процедила, идет с дойником. Свекровь говорит: «Чё-то ты угрюмая». А люди свекровке уже говорили: «У вас огненный рассыпается...» Летит, как веретешко. Как нишший, летит-то. Где столбик без молитвы поставлен, одёжа его хорошая лежит. Он поднимает этот столбик, свое забирает, плохое складывает, а потом домой уходит пешком. А мама говорит: «Я уже с неделю томлюсь». Свекровь: «Думаешь о матери?» — «Думаю!» Та заставила ее потной хомут надеть. Она, грит, надела, походила, потом-де легла. На ночь она с мужем легла, а свекровь кровать маком обсыпала. А мать-то прилетела, стучит в окно, так ни с чем и улетела. А после этого заячий помет вместо конфет. (110)
219. Вот когда у меня внучка умерла, так внук Андрей тосковал очень. Я его спрашиваю: «Вера-то ночью приходит к вам-то?» — «Нет, только во дворе, а в избу не заходит, папу боится». Тосковал он очень по ей. Я его маком накормила и обсыпала, он тосковать перестал. (107)
220. Маму похоронили в мае. Она приходила ко мне и наяву, разговаривала. Брату тоже она много раз виделась наяву. Я говорю: «Так чё-то нам с тобой надо делать. Траву верес брать, вставлять в двери и рисовать кресты, чтобы она не входила. А то она тебя с собой уведет». Раз, помню, отец мертвый к маме пришел, она травы-то понатыкала в двери, крестики поставила. Он пришел и из-за двери ей: «Догадалась ведь, травы натыкала, я же буду скучать, все равно буду ходить». Под окном она его видела в лаптях. Говорили под окнами: «Ты уж домой-то не ходи, не буди детей, давай под окном поговорим...» (103)
НЕДОБРЫЙ ГЛАЗ ПОГЛЯДЕЛ НА НАС
Рассказы о колдунах, ведьмах и векшицах
221. Один колдун испортил сестру мою в шестнадцать годов. Мимо только прошел и сказал: «Какая ты, Граша, красивая». Нехорошо с ней стало, как сумасшедшая стала, с ума сошла. На сарай залетела и вокруг столба летат. Завели ее в комнату, вкруг кровати летат, как бешеная. Снохе брюхо чуть не прокусила. Старушки говорили: «Везите ее в Оралово, к мужчине». Привезли из Искора старушку, она говорит, что не поможет. Еще одна наговорила слова. Ленту привязали — спину стало ломить. Говорили, что она к земле приговорена. Повезли в Оралово. Она три километра не доехала, померла. А когда умерла, тот самый человек (колдун) пришел и в окошко глядится. И только ведь сказал: «Какая ты, Граша, красивая». (44)
222. Еретники есть. Вот придется, могут тебя испортить. Терентий Семенович — еретник. Я так тебе скажу: вот он жил в Вижае, ну, я к его сыну поехал в гости на Новый год. Он к сыну пришел, говорит: «Пойдемте в гости ко мне!» Ну вот Новый год — угошшаемся, он рыбак. Я прошу его: «Налимов у тебя нету продать?» — «Завтра схожу, наловлю, говорить будем». Ну сходил, наловил. Я купил. Деньги заплатил, сколько он потребовал. Ну привез домой. Я еще привез бутылку водки, приехал домой на Рождество, седьмого января Рождество бывает. Тут одну женщину еще пригласил: «Приходи, говорю, к нам. Я бутылку привез и налимов еще». Она пошла было, но чё-то нет, — муж-де придет домой, заругается, — не пошла. Но вот моя старуха-то и съела налимов-то — и ну болеть, болеть, болеть, болеть. И целый год я с ей мучился. И по фельшара ездил. Ведь в Булдырью надо ездить! Ладно, мотор есть, лодка есть. Двадцать два раза я съездил по фельшара, ну и ни черта с ей сделать не могли, начала пухнуть, ноги начали лопать, и конец. (59)
223. У меня брат был. У него жена умерла. Напротив жила соседка, она задумала за брата выйти, колдунья была. А он женился на другой. Она эту жену возненавидела, придумала ее извести. Мать первой жены, тешша его, к ним приехала. Она к этой колдунье ходила. И та ее сговорила взять кружку браги и поставить дома на стол. Колдунья думала, что жена выпьет и умрет, а брат прибежал с работы и выпил эту брагу. Потом заболел тяжело: видно, на смерть было сделано. Неделю только проболел, приступ
