Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский

– Это тебе привет с Грибзы! – устало пошутил мой друг.

С этого незначительного эпизода у нас словно открылись глаза: среди непроходимых зарослей нам стала видна неприметная узкая тропа, которую прежде наши глаза отказывались видеть. Лес понемногу приоткрывал свои тайны. Каждый изгиб склона, ущелье или овраг сами говорили нам о том, где может пролегать тропа. Идти стало значительно легче. Лесная чаща уже не казалась непроходимой. Она словно расступалась, пропуская нас все дальше и дальше.

Продолжало смущать лишь одно: наше полное неведение того, как нам опознать наш приток. Каждую мелкую речушку, бегущую слева от склона, мы приветствовали радостным возгласом: «Грибза!» Но, присмотревшись, убеждались в своей ошибке. Тропа забирала все выше и выше, пока к вечеру мы не добрались до просторной поляны над глухо шумевшей внизу Бзыбью. Под огромными буками приютилась наша крохотная палатка. Взяв котелки и фляжки, мы начали круто спускаться к реке, лавируя между гигантскими упавшими стволами деревьев. На них росло множество серых грибов. Кусты черники ростом с человека раздвинулись под нашими руками. Мы замерли, не дыша: у наших ног катила свои белогривые волны река с оттенком небесной голубизны. Над ущельем напротив висел, сверкая радугой, шлейф рокочущего водопада. За ним устремлялись в небо острые зубцы пика Чедым, ловя последние лучи заходящего солнца. Оглядевшись, мы поняли, что стоим на прибрежном выступе, образовавшем прямой угол между Бзыбью и впадавшим в нее притоком в каскадах радужных брызг. Он уступами падал с верховий, порождая сильный встречный ветер, напоенный ароматом горных трав. Несомненно, это и была Грибза.

Вскоре у палатки заполыхал костер, блики заиграли на белых стволах буков.

– Давай грибов сварим! – предложил отец Пимен. – Их здесь видимо-невидимо…

Помня уверения пустынников, что в лесу можно есть все грибы, растущие на упавших деревьях, мы набрали полный котелок бледных на вид грибов, заодно неожиданно обнаружив протекающий рядом ручей. Вскоре котелок зашумел на огне. Мой умелый в поварском деле товарищ добавил пшена и немного соли, приправив небольшой долей масла. По поляне разнесся аппетитный запах.

– Вроде бы готово… – заключил архимандрит, пробуя грибную похлебку. Я без колебаний присоединился к вечернему ужину.

Мы прочитали молитву и разлили грибной суп по алюминиевым тарелкам.

– Неплохо получилось! – заметил повар, почти опустошив свою миску. – А ты почему мало ешь?

– Не идет почему-то… – неуверенно ответил я, съев из свой тарелки половину грибной похлебки и остановившись.

Костер освещал наши лица красноватыми отблесками пламени. Я почувствовал, как мою голову словно сдавливает холодный обруч. В этом ощущении присутствовало дыхание смерти.

– Отец, – обратился я к позвякивающему ложкой другу. – Ты как себя чувствуешь?

– Как-то не совсем хорошо… – отозвался он шепотом. – А ты?

– У меня уже губы цепенеют… Это смерть! Если не промоем желудок водой, умрем…

Наши ноги уже перестали повиноваться. В темноте мы доползли до ручья, и начался ад. До четырех часов утра отец Пимен и я пили воду, вызывали тошноту, снова пили, и нас вновь выворачивало наизнанку. Лишь под утро действие яда пошло на убыль, и я вспомнил о пузырьке с марганцем, всегда лежащем в моем рюкзаке. Разведя порошок в воде, я дал выпить раствор марганца архимандриту, который пострадал больше, но был крепче меня. Выпив по кружке розоватой неприятной жидкости, мы заснули без сил у входа в палатку.

Яркое солнце ударило в глаза. Лес сверкал каплями вчерашнего дождя. Звонкая дробь соловьиных трелей сотрясала окрестности. Со всех сторон ей откликались другие соловьи. Свежий густой воздух, казалось, сам втекал в легкие. Я повернул голову: рядом посапывал мой друг. Мы живы… Слава Богу! От прошедшей ночи, напоминавшей какой-то страшный кошмар, не осталось и следа, кроме боли в горле и слабости в руках и ногах.

Я разжег костер, поставил котелок с водой и заварил чай. На шум проснулся отец Пимен:

– Господи, что это было с нами ночью?

– Умирали, отец! – бодрым голосом отозвался я. – Теперь будем жить снова…

После чая мы прочитали правило и налегке отправились осматривать местность. Подойдя к знакомому гнилому буку, отшатнулись: под действием ярких солнечных лучей вчерашние бледно-серые грибы превратились в черную, дурно пахнущую слизь.

– Вот так грибы! – в раздумье проговорил мой друг. – Оказывается, не все, что растет на деревьях, съедобно! Ужасный опыт ценой собственной жизни…

Осмотр окрестностей привел нас к ручью. Он, мелодично позванивая на камнях, уходил круто вверх, в заросли рододендрона.

– Отец Пимен, послушай. Этот ручей подсказывает нам вот что: если по нему подниматься вверх, то следов от наших ног не останется! – озарило меня. – А так как у этого ручья есть и начало, возможно, нам удастся выйти к его истокам. А там, может быть, найдем и место для наших келий!