Донна Тартт - Маленький друг

– Гам, не надо, – заметался он, – ну, пожалуйста.

Ну все, пиши пропало, верный способ довести Фариша до белого каления – это если бабка решала “прибраться” за Дэнни или Джином, хоть никто ее об этом и не просил. Как-то раз, давным-давно (вот уж чего Дэнни никогда не забудет), он заходит в трейлер, а там бабка методично опрыскивает его подушку и постельное белье средством от насекомых “Рейд”…

– Господи, а шторки-то какие грязные, – сказала Гам, прошаркав к Дэнни в спальню.

От двери наискосок протянулась длинная тень.

– Я с тобой разговариваю, – тихим, жутким голосом сказал Фариш. – А ну двигай сюда и слушай, что я тебе говорю.

Он резко ухватил Дэнни сзади за воротник, спустил его по ступенькам, швырнул лицом в пыль посреди замусоренного двора (колченогие плетеные стулья, пустые банки из-под пива, газировки, аэрозоли WD-40, земля так и усеяна шурупами, транзисторами, шестеренками, деталями от каких-то механизмов), и не успел Дэнни встать на ноги, как Фариш спрыгнул с лесенки и с размаху врезал ему по ребрам.

– Ну и куда это ты ездить повадился? – провизжал он. – А? А?

У Дэнни сердце ушло в пятки. Он что, во сне разговаривал?

– Сказал, значит, что поедешь счета отошлешь. А сам не отослал. Они еще потом два дня в машине валялись, а ты сам где-то шлялся и приехал, вон все шины в грязи до ободов, это ты по городу так ездил? На почту? Да?

Он снова пнул Дэнни. Дэнни перекатился на бок, сжался, прижал колени к животу.

– Реверс с тобой в доле?

Дэнни помотал головой. Рот у него наполнился кровью.

– Потому что я. Потому что я прикончу этого ниггера. Обоих вас порешу, – Фариш распахнул дверь “Транс АМа” с пассажирской стороны, затащил туда Дэнни.

– Ты поведешь! – проорал он.

Не очень понимая, как это он будет вести машину, сидя не за рулем, Дэнни принялся ощупывать расквашенный нос. “Слава тебе господи, что я не под кайфом, – думал он, утирая тыльной стороной ладони кровь, которая лилась отовсюду – изо рта, из разбитой губы, – слава богу, что я не под кайфом, а то б я сорвался, не выдержал бы.”

– Кататься? – радостно спросил Кертис.

Он прошлепал к машине, пробулькал, сложив трубочкой перемазанные оранжевые губы, – дрррр, дрррр! Увидел окровавленное лицо Дэнни, отшатнулся.

– Нет, малыш, – сказал Дэнни, – тебя мы не берем.

Но у Кертиса тотчас же исказилось лицо, и он, задыхаясь, кинулся наутек, едва Фариш распахнул водительскую дверь – щелк! Свист.

– Ап, – сказал он, и не успел Дэнни опомниться, как на заднее сиденье вспрыгнули две немецкие овчарки Фариша.

Та, у которой кличка была Ван Зант, шумно задышала Дэнни прямо в ухо, дыхание у него было горячее, из пасти несло тухлым мясом.

У Дэнни свело живот. Плохи его дела. Собаки были дрессированными убийцами. Сука однажды сделала подкоп под конурой и накинулась на Кертиса, прокусила ему ногу через джинсы, да так, что потом пришлось везти его в больницу и швы накладывать.

– Фариш, не надо, – сказал Дэнни.

Фариш поднял спинку кресла, уселся за руль.

– Закрой пасть, – Фариш уставился в одну точку до ужаса неживыми глазами. – Собаки поедут с нами.

Дэнни принялся демонстративно охлопывать себя по карманам.

– Тогда мне бумажник мой нужен, если хочешь, чтоб я вел, – на самом деле ему нужно было оружие, хоть нож какой-нибудь.

В машине было жарко, как в печке. Дэнни сглотнул.

– Фариш, – сказал он. – Если хочешь, чтоб я вел, мне права взять надо. Дай я домой схожу, за правами.

Фариш откинулся на спинку сиденья, на секунду прикрыл глаза – замер, только веки подрагивают, как будто чувствует, что его вот-вот сердечный приступ хватит. Внезапно он подскочил, заорал:

– Юджин!

– Эй! – Дэнни пытался перекричать оглушительный лай, который несся с задних сидений. – Да не нужно его звать, давай я сам за ними схожу, ладно?

Он взялся за ручку двери.

– Эй, я все видел! – крикнул Фариш.

– Фариш…

– И это я тоже видел! – молниеносным движением Фариш сунул руку за голенище.

“У него там нож, что ли? – подумал Дэнни. – Супер”.

Дэнни притих, задумался. От жары у него перехватывало горло, все тело саднило от боли. Что бы такого придумать, чтоб Фариш снова на него не набросился?

– Я не смогу отсюда вести машину, – наконец сказал он. – Я сейчас выйду, схожу за бумажником, а потом мы поменяемся местами.

Дэнни внимательно следил за братом. Но Фариш на мгновение отвлекся, задумался о чем-то другом. Он развернулся, и овчарки теперь облизывали ему лицо.

– Вот эти псы, – угрожающе сказал он, уворачиваясь от бурных проявлений их любви, – эти псы мне роднее любого человека. Этих вот собак я больше всех на свете люблю.

Дэнни выжидал. Фариш лизался и обнимался с собаками, сюсюкал что-то неразборчивое. Прошла минута-другая (никакого шику, конечно, в форменном почтовом комбинезоне нет, но есть у него и свои плюсы – спрятать пистолет, например, Фариш в таком наряде никуда не мог), Дэнни открыл дверь, вылез из машины и пошел к трейлеру.

Чпокнула дверь бабкиного трейлера, будто холодильник открылся. Юджин высунул голову наружу:

– Скажи ему, чтоб не разговаривал со мной таким тоном.

Взревел клаксон, овчарки вскинулись, захлебываясь лаем. Юджин приспустил очки на кончик носа, покосился в сторону машины.

– А вот собак в машину ты зря пустил, – сказал он.

Фариш вскинул голову, проорал:

– А ну вернись! Живо!

Юджин вздохнул, потер затылок. Еле шевеля губами, произнес:

– Если не засадить его снова в Уитфилд, он точно кого-нибудь убьет. Он утром грозился меня сжечь заживо.

– Чего?

– Ты спал, – Юджин со страхом взглянул за спину Дэнни, туда, где стоял “Транс АМ”, – уж неизвестно, что там в машине вытворял Фариш, но Юджин, увидев это, здорово занервничал. – Вытащил зажигалку, сказал, что теперь до конца мне лицо выжжет. Не надо с ним никуда ехать. Только не с собаками. От него не знаешь, чего ждать.

Фариш все орал из машины:

– Дождешься, я сам за тобой приду!

– Слушай, – Дэнни нервно оглянулся на “Транс АМ”, – позаботься о Кертисе. Обещаешь?

– Почему? А ты куда собрался? – Юджин пристально поглядел на него. Потом отвернулся.

– Нет, – заморгал он, – нет, не говори ничего, не надо…

– Считаю до трех, – провизжал Фариш.

– Обещаешь?

– Обещаю, Богом клянусь.

– Раз!

– Гам не слушай, – сказал Дэнни, стараясь перекричать вой клаксона. – От нее проку никакого, она от чего хочешь охоту отобьет.

– Два!

Дэнни положил руку Юджину на плечо. Быстро оглянулся в сторону машины (увидел только собак, которые молотили хвостами по стеклам), сказал:

– Будь другом. Постой тут минутку, не пускай его.

Он юркнул в трейлер, схватил с полки за телевизором маленький бабкин револьвер 22-го калибра, задрал штанину и засунул его, дулом вперед, себе за голенище. Револьвер Гам обычно держала заряженным – Дэнни, по крайней мере, очень на это надеялся, некогда ему было сейчас возиться с пулями.

Снаружи послышались тяжелые, поспешные шаги. Юджин сказал испуганным фальцетом:

– Не смей поднимать на меня руку!

Дэнни расправил штанину, открыл дверь. Начал было оправдываться (“мой бумажник”, мол), но Фариш схватил его за воротник.

– От меня не убежишь, сынок, даже не пытайся.

Он вытащил Дэнни из трейлера, поволок к машине. На полпути к ним подбежал Кертис, попытался обнять Дэнни за талию. Кертис плакал – точнее, кашлял и захлебывался, хватая ртом воздух, у него это всегда начиналось, когда он расстраивался. Дэнни, который, спотыкаясь, бежал за Фаришем, изловчился, вытянул руку, погладил его по голове.

– Беги домой, малыш, – крикнул он ему. – Веди себя хорошо.

Юджин стоял в дверях трейлера, провожал их тревожным взглядом, бедняга Кертис теперь рыдал в голос, аж надсаживался. Дэнни заметил, что рука у него теперь тоже перепачкана чем-то оранжевым, там, где Кертис пытался ее целовать.

Цвет был вульгарный, броский, на миг Дэнни аж обмер. “Не смогу, устал очень, – думал он, – уж очень я устал”. Но не успел он и опомниться, как Фариш уже затолкал его на водительское сиденье “Транс АМа”.

– Поехали, – сказал он.

Башня здорово обветшала с тех пор, как Гарриет была тут в прошлый раз, из посеревших, пыльных досок торчали гвозди, а там, где дерево усохло и растрескалось, – темные прогалины. И повсюду – толстенькими белыми крючками и загогулинами – был щедро рассыпан птичий помет.

Стоя на лестнице, Гарриет внимательно оглядела крышу башни. Осторожно перелезла на нее, стала карабкаться наверх, и тут – у нее сердце в груди оборвалось – одна доска со скрежетом резко провалилась у нее под ногой, будто клавиша пианино.

Очень, очень осторожно Гарриет сделала огромный шаг назад. Скрипнув, доска встала на место. С колотящимся сердцем Гарриет сползла к самому краю бака, там, возле перил, доски казались поплотнее. И отчего тут такой странный, такой разреженный воздух? Это все высотная болезнь, которая мучила летчиков и альпинистов. Гарриет не знала, что именно значат эти два слова, но чувства ее они описывали очень точно: желудок у нее сжимался, а перед глазами мельтешили искорки. Вдали блестели в жарком мареве жестяные крыши. С другой стороны тянулся густой зеленый лес, где они с Хили так часто играли в войнушку, закидывая друг друга бомбочками из красной глины, – буйные, звенящие джунгли, маленький лиановый Вьетнам, куда они высадились.