Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

Виноватые и смущенные, Анатолий и Кируш покинули корректорскую. Зашли в печатный цех, потом в переплетный, заглянули в цинкографию…

Анатолий тотчас утешился и снова, самодовольный и беззаботный, стал что-то говорить, объяснять. Но до Кируша уже ничего не доходило: настолько он был подавлен холодностью Харьяс…

14

Вот уже несколько месяцев Чигитов работал в типографии. Он часто встречался с Харьяс, жили они по соседству, в Мытищах, и с каждым днем все больше убеждался, — не тот он человек, который мог бы ее заинтересовать, увлечь.

Харьяс относилась к нему просто, дружески и даже несколько покровительственно, как к младшему брату. И к великому огорчению Кируша вольно или невольно совсем не замечала его страданий. Временами и ему начинало казаться, что Харьяс ему больше не ровесница. Такой равнодушной, серьезной, умудренной жизнью выглядела она. Несчастья, выпавшие на ее долю, как видно, не прошли бесследно. А тут еще Христов… Похоже, что она все еще не забыла красавца болгарина. И надо же было ему сболтнуть, что Тодор жив… Да, видно, напрасно столько лет он берег в сердце свою первую юношескую любовь. А может, Харьяс просто не догадывается о его чувствах? Возможно, думает, что он только сочувствует ей, жалеет ее? Как бы раскрыть перед ней свою душу?!

В завкоме типографии он купил два билета на оперу «Кармен» и решил пригласить Харьяс в Большой театр. Уж после этого-то должна же она понять…

В обеденный перерыв Кируш видел Харьяс, но не решился к ней подойти: она, как обычно, была с той пышноволосой девушкой. Конечно, дело вовсе не в подруге. Он и при ней мог пригласить Харьяс. Но вдруг она откажется пойти с ним? Вот чего больше всего на свете боялся Кирилл.

Прогудел гудок, извещавший о конца дневной смены. Рабочие группами и в одиночку выходили из цехов типографии.

Чигитов остановился у контрольной будки: как только покажется Харьяс…

Уже вышли все рабочие первой смены, опустел двор типографии, а он, как манекен на витрине, у всех на виду все еще стоял у проходной…

Потеряв терпение, вышел на улицу, каждую минуту оглядываясь, медленно поплелся к трамвайной остановке. Надеялся, что Харьяс догонит его. Не дождавшись ее и на остановке, один поехал на Северный вокзал.

Пропустил один поезд, другой… На третьем решил ехать. Сидя в вагоне, все еще не спускал глаз с платформы. Потеряв всякую надежду, развернул только что купленную газету «Вечерняя Москва». В это время кто-то опустился на скамейку напротив.

Кируш вскинул глаза. Кровь бросилась ему в лицо. Это была Харьяс…

— Ты почему не пошел на футбол? — поинтересовалась она, как бы продолжая давний разговор. — Сегодня наша команда играет.

— Да времени нет, — заикаясь от волнения, дипломатично ответил Чигитов. — Готовлюсь на рабфак…

— На какой?

— Имени Покровского.

— А после рабфака что думаешь делать? — заинтересовалась Харьяс.

— Там видно будет. Хотелось бы попасть в институт, но пока рано загадывать.

— Я в этом году буду поступать в Менделеевский.

Бледное худощавое лице Кируша снова вспыхнуло маковым цветом… Выходит, что между ними снова возникает пропасть!

— Тогда, значит, ты уйдешь из типографии?!

— Если поступлю, вполне возможно.

Всю дорогу до Мытищ Харьяс говорила с Кирушем, как с равным. По крайней мере так ему казалось. Уже от этого он чувствовал себя почти счастливым. Если бы не рабфак, он тоже поступил бы в Менделеевский. Какой же он растяпа, если так поздно взялся за ум!

Жаль, что дорога до Мытищ так коротка!

На перроне Харьяс поскользнулась, Кируш ее поддержал. Она благодарно сжала ему руку и не выпускала ее всю дорогу до дома.

— Значит, думаешь и учиться и работать? — сказала Харьяс. — Не боишься, что будет очень трудно?

Выходит, она думала о нем, беспокоилась. У Кируша от счастья замелькало в глазах. Чтобы стать достойным Харьяс, он ни перед чем не остановится.

— Волков бояться — в лес не ходить. А мне нужно померяться силами не только с волком, а и с медведем, и со львом!

— Ой, какой ты богатырь, а я и не подозревала!

— Я очень завидую тебе и Мурзайкину. Знаешь его?

— Ну, а как же, он дружит с нашими ребятами. И все советует мне поступить тоже в технический вуз. Но я больше люблю химию.

Кируш бросил ревнивый взгляд на Харьяс: уж не Иван ли стоит между ними? Но лицо молодой женщины оставалось спокойным, невозмутимым.

— Знаешь, я купил на завтра два билета в Большой театр, на оперу «Кармен». Говорят, очень интересно… Пойдешь со мной?

Кируш ждал ответа, как приговора. Но Харьяс неожиданно просто и спокойно ответила:

— Можно сходить…

На следующий день они, как и условились, встретились у массивных колонн Большого театра. На Кируше был новый черный костюм-тройка, белая шелковая сорочка и совершенно исключительный — крик моды! — галстук, багрово-красный, в золотой россыпи звезд. Черные лаковые ботинки. Ну и, конечно же, шляпа, светло-серая, фетровая, не очень свежая, правда, — всю зиму в ней проходил, — но зато в этой шляпе Кируш имел вид коренного москвича. Например, на того, который так высокомерно говорил с ним на привокзальной площади.

Харьяс усмехнулась, заметив, как из-под шляпы по его лбу стекают мутные струйки пота — вечер стоял теплый и душный. Но чтобы не обидеть парня — разве не ясно, что это он ради нее так вырядился, — сделала вид, что довольна его нарядом.

В Большом театре Чигитов был впервые. Все, что он там видел и слышал, ему представлялось каким-то сказочным сновидением, — удивительно занимательным и в то же время совершенно нереальным. Так и думалось — сделай он лишнее движение, произнеси неуместное слово, и все таинство исчезнет. Кируш точно знал, откуда исходит это колдовское наваждение — от сидевшей рядом Харьяс.

— Ну, как тебе понравилась Кармен? — спросила она, когда они вышли из театра.

— А тебе? — вопросом на вопрос ответил Кируш. Он так боялся что-нибудь сказать невпопад.

— Мне не очень понравилась, — сказала Харьяс.

— Мне тоже.

— А ты слышал эту партию в исполнении Обуховой? — продолжала она.

Нет, он слушал «Кармен» впервые.

А Харьяс уже рассказывала ему о солистах московской оперы, кумирах молодежи — Барсовой, Козловском, Пирогове, Норцове.

Кируш поражен — Харьяс слушала многих артистов, знает почти все театры столицы… Когда же она успевает все делать, всюду бывать? Какой стыд, что он допустил такой пробел в своей жизни. Придется восполнить его и в самый короткий срок…

В вагоне дачного поезда почти никого не было. Только