Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

Аркадий готов был расцеловать Мурзайкину: уж если она с таким убеждением об этом говорит, значит, так оно и есть.

— Это Галина Юркина была замужем… Ну так, неофициально. А когда к ее сожителю в Горький приехала жена с двумя детьми, она и прикатила сюда, к своей подруге детства Пиньпи. Та ее приняла, помогла устроиться на работу. Потом Пиньпи прогнала ее из своей комнаты: Галина и теперь не поумнела, ведет себя по-прежнему… Вот и мстит ей, наговаривает, чтобы не только о ней плохо думали.

— Но почему же именно Карандаева ей приписывают?

— Карандаева? Конструктора Карандаева, который приезжал на наш завод? Ты его имеешь в виду? Так он же муж родной сестры Пиньпи. Вполне естественно, что жена поручила ему навестить Пиньпи, а то и остановиться у нее. А для сплетников это уже пища…

— Мне тоже показалось, что здесь какая-то натяжка, — согласился Иштулов. У него стало легче на душе. — Какая же дрянь после всего этого Галина… Неужели Сергей Кириллович не понимает этого?

— А при чем здесь Чигитов? — насторожилась Анна.

— Ну… говорят же, что между ним и этой самой Галиной что-то есть…

— Знаешь что, я с тобой больше здороваться не буду! — Анна побледнела, вскочила со стула, остановилась у окна, измерила коллегу презрительным взглядом. — Никогда прежде не замечала за тобой таких вот склонностей.

— Хочешь сказать — тоже сплетня? — не скрыл радости Иштулов.

— Вот именно!

— Но ее распространяет твой отец, директор завода. Мне, между прочим, тоже показалась, что здесь что-то не чисто…

— Ты это серьезно, Аркадий? Честное слово?

— Честное-пречестное!

— Я поговорю с отцом, выясню, в чем тут дело. — Анна вновь села за стол. Вид у нее был грустный, виноватый. — Ты к Тимбаеву, что ли? Его сегодня не будет.

— Да я, собственно, могу и с тобой говорить, — ответил Аркадий. — Посоветуй, что нам делать с Каштановой?

— А что она еще вытворила?

— Новый станок вывела из строя. Может, обсудить ее на заседании комитета комсомола?

Мурзайкина долго, как бы не понимая Иштулова, смотрела в окно, потом вдруг весело расхохоталась.

— Честное слово, я еще не встречала такой сильной, мужественной девушки, как эта крошка Пиньпи, — проговорила она, наконец. — Не каждому под силу такое вот выдержать — почти каждый день ее ругают, обсуждают, прорабатывают… И она еще бодрится, сохраняет чувство собственного достоинства.

— Ну, а что прикажешь делать? Такой станок… Вообще-то механик Кокки предложил за ее счет произвести ремонт…

— Мудрейшее решение. У девчонки ни матери, ни отца, живет на частной квартире, учится в вечернем институте…

— Как, она учится в институте?

— Представь себе. Так вот, вы очень вдохновите девушку, если еще оставите ее на месяц без копейки денег.

— Разве у нее нет родителей?

Анна вместо ответа укоризненно посмотрела на Иштулова. Тот виновато отвел глаза: да, что-то не очень педагогично у него все выходит.

— Ну, а если так… Чего же она хорохорится? «Сделайте одолжение! Подумаешь! Не обеднею!»

— Да любит она тебя, Аркадий, любит. Вот и не хочет казаться жалкой, слабой. Неужели не понятно? О, эти слепые, бездушные мужчины.

— Да брось ты: «любит»…

— Со мной она только о тебе и говорит.

— Нет, честное слово?

— Честное-пречестное — отвечаю твоими словами.

Аркадий задумался: вообще-то и ему самому иной раз что-то такое казалось. Да только как это проверить?

— Слушай, Аркадий, будь хоть раз человеком, обойдись с девушкой по-людски…

— То есть?

— У тебя на участке работает преимущественно молодежь. Что вам стоит после работы задержаться на часок, чтобы отремонтировать станок? Ведь не нарочно же, не со злым умыслом она его запорола. Ведь правда?

— Ну, конечно, кто спорит, — охотно согласился Иштулов.

— Ну вот… А на девушку это подействует сильнее всяких упреков. Она почувствует ваше доброжелательство и сбросит с себя эту защитную маску безразличия.

— Если ты думаешь, что это поможет, я сам могу после работы станок исправить…

— Поможет, Аркадий. Честное слово, поможет!

Иштулов встал, подал руку Мурзайкиной.

— Спасибо, Анна. Ты мне на многое открыла глаза. Одного не пойму, мы же вместе учились, почему же мне так недостает твоей проницательности?

Анна, вздохнув, ответила:

— Придет время, поймешь. — А про себя подумала: «Потому что я люблю Сергея Кирилловича сильнее, чем ты Пиньпи…»

В этот вечер, уходя домой, Анна почему-то решила заглянуть в механический.

За столиком мастера, спиной к ней, сидел Иштулов. Он держал на весу черные от машинного масла руки, а Пиньпи, светясь, как солнышко, подносила к его рту то кусок колбасы, то ломоть хлеба.

— Теперь ты, ты кусай, — говорил Аркадий, смешно шевеля раздутыми щеками. И Пиньпи не считала возможным ослушаться…

В общем-то ничего вроде бы смешного во всем этом не было, поработали, проголодались… Но инженер Иштулов и токарь Каштанова, ничего и никого не замечая вокруг себя, о чем-то нежно лепетали и весело смеялись, смеялись…

«Как просто все устраивается у других», — с доброй завистью подумала Мурзайкина. И, стараясь остаться незамеченной, вышла из цеха…

9

На открытом партийном собрании докладчик Иван Филиппович Мурзайкин в своем заключительном слове неожиданно накинулся на главного инженера завода:

— Я согласен с выступающими, что у нас еще немало трудностей, недоделок. Наша наипервейшая задача ликвидировать их. Именно для этого я и был сюда направлен. Инструктор промышленного отдела обкома партии товарищ Христов мне так и сказал: «Вся надежда на тебя, Иван Филиппович, на твой огромный производственный стаж и опыт работы с людьми… Давай, берись за дело, засучив рукава, ну, а мы, чем можем — поможем». Не скрою, добрым словом он отозвался и о главном инженере Чигитове. Хороший, мол, у тебя помощник будет… Я и сам так думал… Мы ведь с Сергеем Кирилловичем вместе воевали, он моим шофером был. Помнил я его честным, исполнительным парнем. Но высшее образование, оказывается, портит некоторых людей. Так случилось и с Чигитовым. Не узнаю я прежнего Сережу, не узнаю… Не понимает он, что у директора и главного инженера завода одна общая цель. И идти к ней нам нужно плечо к плечу, как мы ходили на фронте в атаку…

Настороженная тишина в зале сменилась шепотом, покашливанием. Потом послышались какие-то выкрики. Мурзайкин не расслышал их смысла, но чувствовал, что они не в его пользу: конечно, не совсем удобно это критиковать на рабочем собрании своего первого помощника — главного инженера. Как бы боясь, что его остановят, не дадут всего сказать, Мурзайкин очень торопливо, высоким, срывающимся от волнения голосом, продолжал:

— Я все свои личные силы и силы коллектива завода направляю на то, чтобы выполнялся и