Фантом Я - Ольга Устинова
Когда мы вышли, она повернула налево, опять просияв улыбкой, а я повернул направо. Она сказала: «Пусть будет добрым ваш день».
И день мой показался мне быстро летящим праздником. Я не мог ухватиться ни за одну минуту, чтобы подержать ее в ладонях и продлить счастье. Я ходил по квартире осторожно, чтобы не потерять ни капли его. Я боялся писать или читать, чтобы не отвлечься от состояния «Я счастлив». Словом, я боялся сделать что-нибудь, что вогнало бы меня обратно в мои обычные вибрации дневной ночи, прогнав с вибраций легких, возвышенных, до которых подняла она меня в одно мгновение, как Иисус Христос, даже не осознавая это.
Значит, девочка моя на седьмом небе и проводит на нас дары от избранных.
* * *
Бог дал мне боль, чтобы я творил. Из этой боли вырастают мои рукописи. Снова камнем на ногах потянуло меня вниз, к своим занятиям.
А вот моя девочка, который день, сидит на скамейке одна. Исчез Пират. Не шныряет по двору.
Теперь мы с ней одни. Она — на скамейке внизу, я — у окна в вышине.
Я не могу помочь.
Я не могу помочь себе.
Наше одиночество соединяет нас невидимой нитью. Ее горе — мое горе. Я посылаю ей свою любовь, и она летит вниз по диагонали, пересекая пустой двор.
Однажды она уловила что-то в воздухе и подняла на меня глаза. Какая-то догадка ее осенила. Но она даже рукой слегка отмахнулась. Мол, показалось. Или она не хочет ничьего присутствия, кто мог бы догадаться что она переживает.
Она сейчас — ожидание. Свидетелей быть не должно. Свидетельство ее ранит.
Я хочу зализать ее рану. Но для меня в ней места нет. Она заполнена ожиданием. Проклятый Пират где-то пропадает. Ушел на новые подвиги. Моря и океаны открыты Пирату. Ему не до открытой раны моей девочки. И я бессилен.
* * *
Мой фантом потребовал пищи. Я купил пачку сигарет. Пришла беда и, после перерыва в несколько месяцев, я махнул рукой и закурил.
Теперь мы переживаем вместе — она на скамейке, а я, пуская дым в окно.
Ей больно, я знаю, ее беленькое личико с завитками вокруг ушек — в облаке грусти и ожидания. Кажется, она в следующий момент заплачет.
Мысленно я подставляю ей свое плечо. Мне тоже хочется плакать. За нее и вместе с ней. И я курю. Глушу сигареты как обезболивающее.
Я знаю почему она не плачет. Она надеется. Надежда поддерживает ее на плаву. Буек в море ее отчаяния. Еще немного и ее собьет волной. Она начнет тонуть в эмоциях одиночества и брошенности.
Я ставлю себя на ее место и ощущаю ненависть к Пирату. Но это — моя ненависть. Она великодушна. Она влюблена. Она верит. Вернее, надеется. Она слепа от надежды. Я пытаюсь занять у нее благородства. Мы вместе будем надеяться. Это — наше общее. Это нас объединяет. Это — наша близость. Пусть хоть так я буду ей близок. Безымянный влюбленный. Я дымлю в окошко. По траектории наши взгляды опять скрещиваются. Догадка промелькнула на ее кукольном личике. Но ей все равно. Она погружена в свое. Мир заслонен от нее образом могучего Пирата. И она опускает глаза, забыв обо мне.
Я закуриваю сигарету о сигарету. Все равно что момент свидания это был, и я взволнован как мальчик.
Она уходит. Я снова один.
* * *
Лето растворилось в дождливой осени. Наши свидания через пространство двора, эта дистационная связь двух переживаний становятся для нее явными. Она бросает взгляд вверх и тут же опускает, уставясь в асфальт. Для нее ничего не сушествует кроме ожидания Пирата. (Чтоб он затонул в своих дальних морях).
У меня безумная идея — спуститься вниз, пересечь двор до ее скамейки и на виду у всех сказать: «Я вас люблю».
Немедленный страх нападает на меня. В какую пучину отчаяния и пустоты жизни она меня бросит отказом выслушать повесть о безответной любви.
Что я могу подарить ей кроме своего безумия.
Я и Фантом — одно. Он живет во мне, питаясь моими эмоциональными соками. Раздувается, как обжора, и захватывает всю территорию моего физического тела. Я становлюсь им. Захваченное безумием пространство, с руками и ногами, дрожащими от истощения, душевного помешательства. Тупой хаос, захвативший мой разум. Отчаянный поиск выхода из него или желание этого выхода, упирающееся в навязчивую мысль покончить с жизнью в том ее виде, в каком она существует во мне, измучившая меня этой обязанностью не рвать контракта.
Нет, я не могу ей этого предложить. Это предательство, и когда она его раскроет, она меня возненавидит и будет права.
Я закуриваю сигарету. Кажется, я только что курил. Неважно. Важно ее не предать ради своего эгоизма. Ради своего желанного побега от Фантома. Освобождения, которое невозможно. Освобождения, которого не существует. От пытки на медленном огне и вспышек пламени безумия.
Я — овеществленное отчаяние от жизни, с ликом Иисуса Христа. Беспомощность на Суде у высших сил. Я — отречение от радости, как чужеродной мне энергии. Я — вечный мрак под маской спокойствия и безразличия.
Я не могу загубить ее общением со мной. Не могу.
Даже в пище я саморазрушителен. Я ем именно то, чего мне нельзя. Удовлетворяя себя, я себя наказываю. За то, что я такой, какой я есть.
Я — сам для себя наказание.
Часть II
Заполнить себя можно чем угодно. Радостью, к примеру, от чуда жить.
Я заполняю себя переживаниями. Большими (до истерики) и малыми, по поводу неурядиц.
Сегодня мне идти к врачу, а он запретил мне курить. Как назло старушка под окном дымит с раннего утра. Я бегаю по квартире, взволнованный. До эппойнтмента еще пять часов. Но моя одежда пропахнет табаком, и надолго.
Побегал, побегал, и понял, что мне не выдержать пять часов, не покурив.
Я выискиваю в шкафчиках одежду, которую обычно не ношу, и выбегаю вниз купить у старушки две сигареты.
Иду в парк. Я на нервах. Приду обратно — надо немедленно принять душ, вычистить зубы пастой, одеть то, что не носил несколько дней. Все это я навязчиво обдумываю, и сигарета у меня
