Дни убывающего света - Ойген Руге

Возможно, думала Шарлотта, нужно и в самом деле всё сфотографировать. К сожалению, у нее не было фотоаппарата. У Курта был фотоаппарат, но Курт, конечно, не станет этого делать. Есть ли фотоаппарат у Вайе? Со вспышкой? Важно! В прихожей на потолке не работают лампочки. К тому же Вильгельм в коридоре на верхнем этаже затемнил окна, чтобы соседи не подсматривали, как он идет спать. И теперь в прихожей день и ночь светила ракушка, которую они привезли когда-то из Почутлы. И, наверное, следует радоваться, что светила только ракушка, хоть не было видно, что тут натворил Вильгельм: цвет пола! Это разве не «веский факт»? Гардеробная, лестница с перилами… Теперь покрасил на верхнем этаже все двери! Всё, что было деревянным, Вильгельм покрасил красно-коричневой половой краской, а когда его спросили, почему он всё красит красно-коричневой половой краской, ответил: «Потому что красно-коричневая половая краска самая стойкая!»

Кто, кстати, стоит над окружным врачом? Районный?

Или ванная комната. Ее тоже следует сфотографировать. Всё сломано. Он там всё разбил электромолотком. Мозаичную плитку — ее не восстановить. А почему? Потому что ему нужно было сделать в полу водоотвод. Водоотвод в полу! С тех пор свет в прихожей не включается. Ну вот, пожалуйста — это же опасно! Если электричество придет в контакт с водой! Веские факты…

Целыми днями Вильгельм занимался не чем иным, как производством веских фактов. По большому счету, он вообще больше ничем не занимался. Брался за дела, в которых не разбирается. Ремонтировал вещи, которые после этого ломались. И если бы она время от времени не успокаивала его парой ложечек замешиваемой в чай валерьянки, кто знает, может дом давно бы уже сгорел или рухнул, или она бы умерла от отравления газом!

Или то, что он устроил с террасой. Это вообще кошмар. Почему она тогда ничего не сделала? Позвать полицию? «Только два сантиметра», значит… черт его знает, почему: потому что ему мешал мох, растущий между плитами из натурального камня! Поэтому он забетонировал террасу! То есть бетонировали Шлингер и Мэлих. А Вильгельм командовал. Натягивал какой-то шпагат, обмерял складным метром. И каков результат? Теперь дождевая вода протекала в ее зимний сад. Пол отслоился. Дверь на террасу разбухла, стекла лопнули…

И что же сказал этот Зюс?

— Очень жаль, — сказал Зюс.

«Жаль»! Зимний сад для нее был всем! Ее рабочим кабинетом и спальней. Местом, где она могла уединиться! Ее маленький островок Мексики, который она хранила годами — уничтожен! Теперь она поднималась по двадцати четырем ступенькам в башенную комнату, где ветер задувал в щели, где она, укутавшись в покрывала, должна была сидеть за письменным столом. Где в жаркие дни пахло пылью и балками крыши — запах, самым унизительным образом напоминающий ей о запахе в чулане, куда в качестве наказания ее запирала мать.

Уже от одной мысли об этом ее дыхание охрипло. Она подумала, не принять ли ей еще десять капель эуфиллина? Но она уже дважды принимала сегодня эуфиллин, а с тех пор, как доктор Зюс объяснил, что передозировка может парализовать дыхательную мускулатуру, она всё время боялась, что дыхание остановится, однажды ночью она может перестать дышать. Она может перестать существовать, не заметив этого… Нет, такого одолжения Вильгельму она не сделает. Она еще здесь и полна решимости остаться. У нее еще есть планы — на то время, когда однажды Вильгельм покинет дом. Все те вещи, которые Вильгельм не давал ей делать: жить, работать, путешествовать! Еще раз в Мексику… Один единственный раз увидеть цветение «царицы ночи»…

Ей показалось, что кто-то скребет в дверь. Или это ее дыхание? Шарлотта не шелохнулась. Она посмотрела, шевелится ли ручка двери на кухню, но вместо этого… она облилась ледяным потом: медленно, очень медленно открылась дверь в коридор для посыльных, которую она только что закрыла, и на пороге появилось, слабо освещенное светом из подвала… нечто ужасное… сгорбленное… с торчащими волосами…

— Надежда Ивановна, — заорала Шарлотта, — как же вы меня напугали!

Выяснилось, что Надежда Ивановна искала свое пальто и ошибочно попала при этом в подвал. И в самом деле, Шарлотта велела относить пальто в подвал, так как гардеробная была заставлена цветочными вазами. Но затем Лизбет, когда гости начали расходиться, снова вынесла пальто наверх. И только Надежда Ивановна не получила свое пальто, оно, должно быть, осталось в подвале, но в подвале его тоже не оказалось, сообщила Надежда Ивановна, и всё это стало действовать Шарлотте на нервы. У нее и в самом деле были дела поважнее пальто Надежды Ивановны!

Но тут пальто вдруг нашлось в гардеробной. С мгновение Шарлотта поразмышляла, не призвать ли к ответу Лизбет: с какой стати в гардеробной? Вместо этого она сорвала пальто с крючка, протянула его Надежде Ивановне.

— А где, собственно, Курт, — пришло ей в голову. — Почему он не забрал вас собой?

— Не знаю, — сказала Надежда Ивановна, — ne snaju.

Она не сразу нашла рукав, затем другой, аккуратно расправила шарф, застегнулась на все пуговицы, пока Шарлотта переминалась с ноги на ногу, дважды проверила, на месте ли цепочка с ключом, еще раз проверила, все ли пуговицы застегнуты, поискала свою сумочку и, в конце концов, сказала, вспомнив, что не брала с собой сумочку:

— Ну всё, поеду. — Ja poedu.

— Как это поеду? — удивилась Шарлотта. — Пешком, nogami!

— Нет, поеду, — настаивала Надежда Ивановна. — Домой! Domoj!

Возможно, подумала Шарлотта, та не хотела идти домой одна в темноте. Она быстренько побежала в салон и позвонила Курту, чтобы он ее забрал, но никто не брал трубку. Невероятно — просто взять и оставить тут пожилую женщину! Коротко поразмыслив, вызвала такси.

— Saditjes, — сказала она Надежде Ивановне, — Sejtschas budjet taxí!

— Нет, не надо такси, — отказалась Надежда Ивановна.

— Nadjeshda Iwanowna, — сказал Шарлотта, — Ja otschenj sanjata — я занята! Пожалуйста, сядьте и подождите такси.

Но старуха не хотела никакого такси. Идти пешком она тоже не хотела. Эта противоречивость вывела Шарлотту из себя.

— Спасибо за всё, — произнесла Надежда Ивановна, — spasiba sa wsjo.

И не успела Шарлотта оглянуться, старуха бросилась ей на шею и охватила ее обезьяньими ручищами. Напрасно Шарлотта пыталась увернуться от шарфа Надежды Ивановны, который пах нафталином и русскими духами — смесь как из лаборатории по разработке оружия.

Затем Надежда Ивановна засеменила в темноту. Шарлотта осталась подышать свежим воздухом и смотрела вслед старухе, как та двинулась