Свента - Максим Александрович Осипов

Вновь ожидание: Майя Павловна занята, сами идите к ней. По дороге наверх, в царство света, происходит маленькое происшествие.

– Поднимайте! Чего ждете? – кричит на теток Марина.

Лифт не работает. Как так? Он же ездил минуту назад!

Марина умеет воздействовать на людей. Медсестры, санитарки или – кто они? – фельдшера испуганы: сейчас мужики подойдут. Помогут, подымут. Своими ногами нельзя: Майя Павловна их убьет. Любая боль выше пупка требует регистрации кардиограммы.

– Вот и делайте!

Пусть Марина молчит, думает отец Сергий, а лучше всего – домой едет. Конечно, она переживает, на свой манер, но ясно же: ничего у них не работает.

Он говорит:

– Я вполне в состоянии подняться по лестнице. Не настолько я плох.

– Настолько, настолько, – Марина не дает ему слова сказать. – Он никогда ни на что не жаловался, – это уже окружающим.

Что с их проклятым лифтом такое? Выясняется, в нем – покойница. Раньше чем через два часа после смерти отправлять покойников в морг не положено, вот они и завозят их в лифт.

Не хватало еще мертвецов бояться. Отец Сергий встает, берет у Марины сумку, приоткрывает железную дверь:

– Тебе нельзя! – даже не поцеловал ее на прощание.

Захлопнул дверь, нажал третью кнопку. Действительно, в лифте тело, завернутое в простыню.

Происхождение покойницы выяснится для отца Сергия чуть позднее. Старушку девяноста девяти лет заморозили ее дети и внуки, с их женами и мужьями: не придали значения круглой дате, не стали ждать, пока их родственница доживет до ста. Положили ее на клеенку, раздели, в последние годы старушка была совершенно беспомощной, открыли окно, ночи в мае холодные, дождались, пока перестанет дышать, вызвали “скорую” – приезжайте и констатируйте. – Окна с какой целью открыты? – Для проветривания, а что? – И батареи в комнате были выключены. В общем, приехали и констатировали, но не смерть – сильное переохлаждение. До двадцати восьми градусов. Пульс у нее еще был. Сообщили в милицию, теперь родственников старушки ждут следствие и суд. Прожила она несколько лишних часов благодаря гуманной медицине, скажет отцу Сергию сосед-писатель, – чего только не предпринимала Майя Павловна, чтобы ее согреть.

Эти подробности ему еще предстоит услышать, а пока он стоит в коридоре у двери лифта, напротив палаты реанимации (маленькой, на две койки), и ждет, что санитарка застелет ему постель. Из-за ширмы не видно, но кто-то там на другой койке шевелится.

В нескольких шагах от отца Сергия – ординаторская, возле нее Майя Павловна в окружении троих мужчин – тех, кого они встретили, когда высаживались из такси. Майя Павловна – невысокая темноволосая женщина примерно того же возраста, что и он.

– Все свои мысли, – говорит Майя Павловна, – вы изложите следователю. О причинах переохлаждения мы не высказываемся. Можем лишь утверждать, что ваша родственница погибла именно от него.

Майя Павловна подходит к двери на лестницу, толкает ее. Дверь заперта.

– Как вы попали сюда?

Один из мужчин показывает в другой конец коридора: оттуда вошли, через пищеблок. Он самый старший и выглядит удрученным. Сын или зять. Когда поднимает руку, то на внутренней ее стороне обнажается надпись: “нет в жизни счастья”. Отец Сергий думает: лестница заперта, Марине сюда не попасть. Будем надеяться, она уже подъезжает к дому.

– Ей было девяносто девять лет! – взрывается самый молодой, поворачивается спиной к врачу, делает нелепые телодвижения. – Зачем вообще ее было сюда привозить?

– В нормальных странах есть такая вещь – эвтаназия, – произносит мужчина, средний по возрасту и, видимо, самый грамотный из троих.

Майя Павловна глядит на него безнадежно:

– Все вопросы будете решать со следователем.

– Послушайте, уважаемая! – молодой зачем-то хлопает себя по бокам. – Девяносто девять! Доходит до вас?

Это уже не речь, а какой-то звериный вой. Так, очевидно, он и провоет весь лагерный срок за убийство родной бабушки.

– Немедленно уходите. Милицию вызову. – Майя Павловна закрывает за собой ординаторскую, поворачивает замок.

Отчего, думает отец Сергий, сам он не умеет так же твердо поговорить с теми, кто находится в ситуации явного, тяжкого, повторяющегося греха?

– Милок, ложись, – обращается к нему пожилая женщина, ее тут все называют ласково бабой Машей или же санитарочкой.

Ему снимают кардиограмму. Следя за действиями медсестры, отец Сергий разглядывает свою голую грудь с редкими светлыми волосами – как чужую. Так осматривают свой дом, когда в него приходят малознакомые гости. Сделайте тело свое храмом духа… Медсестра капает холодным гелем, ставит резиновые присоски – груши. Все чужое вокруг, и тело тоже как не свое. Светло и чисто, синие груши, ритмичный писк мониторов: не поймешь, где сердце соседа, а где – твое собственное, холодок на груди и внутри нее. Боли уже не осталось, одна только пустота, да и то – если очень прислушиваться. В таком состоянии, как сейчас, он бы не обратился за помощью.

– Есть инфаркт?

Ответ известен: должна посмотреть Майя Павловна.

А что медсестра ему вводит? Она не вводит, наоборот – берет кровь.

Из-за ширмы слышится шум.

– О Господи, Господи, – стонет сосед.

Что-то переворачивается, падает, по полу растекается желтая жидкость.

– Баба Маша, подойди ты к нему! – кричит медсестра.

– Что ты наделал, а? – санитарочка укладывает соседа в постель. – Чего трясешься-то весь?

– У меня поджилки дрожат, – отвечает тот.

Поджилки, ого!

– Я тебе покажу как буянить, – никакой угрозы в голосе бабы Маши, однако, нет.

Кое-как за ширмой все успокаивается, пол вытерли, снова оба их монитора пищат. Медсестра с бабой Машей ушли. Отец Сергий соображает, что забыл захватить книгу, у него с собой только вечная его тетрадочка, куда он записывает всякую всячину. Что же, он полежит, подумает. Но из-за ширмы опять раздаются вздохи:

– Господи, Господи!

– Вам нехорошо? – спрашивает отец Сергий.

– Уже лучше, – отвечает сосед. – Как все же пуста, незначительна, неглубока действительность!

Вот отчего он охает. Сразу видно: интеллигент.

– Вы здесь давно?

Соседу кажется – со вчерашнего вечера. Точно не помнит, очень плохо было, он чуть не помер, чуть не испортил им тут статистику, неплохой эвфемизм для “помереть”, а? Сказали, отек легких, чушь! Что они понимают? У него бронхи слабые – в Москве определили, в литфондовской поликлинике. – Тоже дачник? – Нет, он случайно здесь. В смысле – по случаю. Дочка его живет в этом городе. Со своей мамашей. И с молодым человеком. Взрослая уже, да, двадцать два. А теперь вот – жена примчалась. Которая младше, чем дочь. Ходила в его семинар. Если он потеряет