Дни убывающего света - Ойген Руге

Она отпила пива, но пиво вдруг показалось ей безвкусным. Ирина вылила остатки в подливу и принесла себе из комнаты бокал красного вина. Речь как раз шла о Кристе Вольф, отличная книга, обронила Ирина, хотя не смогла дочитать до конца, но она слышала так много разговоров о ней, что начала забывать, насколько изнурительным для нее оказался этот обстоятельный стиль. Почему эта женщина так писала? — спрашивала себя за чтением Ирина. От чего страдала, когда у нее было всё, даже муж, который — по слухам — вел домашнее хозяйство.

— Отличная книга, — обронила Ирина, сделав две затяжки от Сашиной сигареты, снова ушла на кухню и принялась за работу.

Она отжала жидкость из натертой картофельной массы, положила ее в миску и ошпарила горячим молоком. Затем порезала белый хлеб крупными кубиками и поджарила их до хрустящей корочки. В это же время начала строгать редьку, отчего у нее постепенно начали затекать пальцы. К тому же, она угробила руки при перестройке дома, когда таскала камни, разгружала цемент — невероятно, сколько цемента ушло на этот дом. Она отпила вина, встряхнула руки, и опять взялась за терку, когда на кухне появилась новая подружка: не надо ли помочь.

Но Ирина уже почти всё приготовила, осталось только потереть вареный картофель в тесто для клёцек — но это легко, и терка у нее только одна.

— О, будут клёцки!

— Клёцки по-тюрингски, — пояснила Ирина.

— Я очень люблю клёцки, — сказала новая подружка, уставившись на Ирину сияющими глазами.

Нет, не такая уж она и уродина. Лицо, по большому счету, даже симпатичное. И если хорошенько приглядеться, под бесцветно-бесформенным нечто можно было обнаружить грудь. Нужно будет с ней как-нибудь просто поговорить — так себя безобразить!

Только когда новая подружка вышла из кухни, Ирина добавила в краснокочанную капусту и в грюнколь по столовой ложке сливочного масла, а в грюнколь еще ложечку горчицы — это секрет рецепта с грюнколем. Не всё же рассказывать.

Ровно в два раздался звонок — пришли Шарлотта и Вильгельм, со своими сумками из дедерона[32]. Что же в них на этот раз? Моющаяся скатерть? Какой-нибудь календарь с Кубой?

Вошел Вильгельм, как обычно, неразговорчивый и чопорный. И Шарлотта, как всегда, болтливая и оживленная, готовая хвалить всё, что делает Ирина. Это и впрямь странно — чем старше та становилась, тем больше хвалила Ирину и нередко перебарщивала. Едва войдя в дом, она похвалила запахи, доносившиеся из кухни, поклялась, выпрастывая руку из енотовой шубы, которую ей помогал снимать Курт, что весь день ничего не ела, кроме яйца на завтрак (как будто, голодая, сделала одолжение Ирине), спросила (уже во второй или третий раз), не новенький ли — а-ля ар-нуво — гардероб, который Ирина покрасила в белый цвет, и похвалила светлый даже в разгар зимы дом, чтобы затем впасть в свои вечные жалобы о том, как темно в ее доме: вы живете во дворце, а мне приходится ютиться в земляной норе!

Театральное превращение, когда здоровалась с новой подружкой. Как на сцене, многозначительно:

— Мы много о вас слышали!

— Я нет, — произнес Вильгельм.

Шарлотта засмеялась, как всегда смеялась над шутками Вильгельма, точнее говоря, когда смеялась над его грубостями — как будто речь идет о шутке. Но, пожалуй, Вильгельм просто сказал правду: ну, что такого Шарлотта могла слышать о новой подружке!

Надежда Ивановна тоже вышла из своей комнаты. Шарлотта распростерла объятия: Надежда Ивановна! При этом виделись они только раз в жизни, когда Надежда Ивановна была здесь в гостях четыре года назад. Но Надежда Ивановна тоже распростерла объятия и схватила Шарлотту своими шишковатыми руками, натруженными на лесопилке и на сборе картошки, впечатала ей в левую и в правую, а затем снова в левую щеку по поцелую — недоразумение, конечно: было более чем заметно, как от нафталинового запаха, не выветривавшегося из платьев Надежды Ивановны, у Шарлотты спёрло дыхание, та быстро увернулась от объятий, пришла в себя и выдала — правда с небольшим акцентом — более-менее правильные фразы для приветствия на русском, в то время как Вильгельм смог выговорить только «добры дьень», но уже не в силах был понять, что ему ответила Надежда Ивановна:

— Поздравляю с Рождеством.

А Вильгельм в ответ:

— Garosch, garosch!

Что в свою очередь не поняла Надежда Ивановна; очевидно, Вильгельм хотел сказать «хорошо, хорошо», тогда как сказанное им прозвучало, скорее, как «горох, горох».

Пикантность поздравления с Рождеством от Надежды Ивановны заключалась в том, что Вильгельм в принципе отрицал рождественский праздник. Рождество, как утверждал он, религиозный праздник, а религия к нам пришла от классового врага и служила для запудривания мозгов рабочего класса, что-то в этом роде, и поэтому Вильгельм не мог согласовать всю эту рождественскую шумиху со своей совестью, и сел, как всегда, спиной к рождественской елке.

Шарлотта, напротив, была в восхищении от елки и в знак несогласия с Вильгельмом закатила за его спиной глаза; она была в восхищении от того, как сервирован стол, в восхищении от прекрасных цветов (имелись ввиду хризантемы); была вообще от всего в восхищении и, ко всеобщему удивлению, позволила себе рюмку ликера: дескать, она ее заслужила. Так пахала в последнее время, совершенно уработалась, на грани срыва…

Ирина тихонько скрылась на кухне.

Среди голосов Умницеров она время от времени слышала писклявые, как у флейты, интонации Шарлотты. Господи боже мой, она и это пережила, подумала Ирина, чистя специально для Курта картофель, и от этой убогости она избавилась, и, пожалуй, именно это она и любила в Рождестве — что в итоге она сможет закрыть за Шарлоттой дверь, свою собственную дверь, дверь своего собственного дома.

Как тогда, когда они только что приехали из России, она восхищалась домом Шарлотты! А теперь Шарлотта восхищалась ее домом. И иногда, когда Ирина ходила по комнатам, рассматривая свое творение, она, честно говоря, сама удивлялась, как чудесно у нее всё получилось; что почти каждое из тысячи решений, которые необходимо принять при перестройке такого рода — и которые она принимала одна, так как Курт всегда выступал за самое простое, дешевое и необременительное решение, — что каждое из этих решений в конце концов оказывалось правильным: стены, которые она снесла и снова выстроила, бог знает насколько увеличенный зимний сад, проект пристройки, в которой теперь жила Надежда Ивановна, размер ванной, высота кафельной плитки, расположение разъемов для водопровода и батарей, розеток, выключателей, место для плиты — всё, всё