Бернаут - Виктория Юрьевна Побединская
– И да… Я могу научить тебя водить, если захочешь, – тихо добавил он. – Но Марс в этом деле и правда тебе подойдет лучше. Как бы это ни было противно признавать.
– Значит, ты разрешишь мне заниматься с ним? И даже без истерики?
Лицо Бланжа скривилось, как морда кота, к усам которого поднесли свежеразрезанный лимон. Он отвернулся, явно изо всех сил сражаясь с собой.
– Если только…
– Только?..
Он покачал головой и недовольно выдавил:
– Ладно.
А я расплылась в самой дурацкой счастливой улыбке. Не потому, что действительно хотела, чтобы меня учил Марс. Что-то в Беланже менялось. А может, я просто приоткрыла дверь его сердца, за которой он прятал то светлое, что в нем было. Я не знала. Но это уже была победа, пусть и крошечная.
– Помнишь, Бланж, я как-то говорила: истинная любовь в том, чтобы отдавать, – с довольным видом процитировала я. – Любовь жертвует. Она не ревнует и не превозносится. Даже если она придуманная, как в нашем случае.
Он отмахнулся.
– Что может знать о любви человек, который никого и никогда не любил вовсе?
– Чтобы понимать, что такое настоящая любовь, не обязательно ее на себе испытывать. Я много раз видела ее со стороны у бабушки с дедушкой, и поверь, она имеет мало общего с тем, что могут предложить современные парни.
– Поэтому ты ни с кем до сих пор не встречалась?
Ох, ну вот обязательно снова поднимать эту тему?
– Одно-два свидания, не больше.
– Почему?
Я уставилась на шлем, лежащий на камне. Утреннее солнце на нем преломлялось, рассыпаясь радугой.
– Не знаю. Наверное, искала того самого, идеального. Подходящего под все критерии.
– А в итоге нашла меня. – В его глазах мелькнул непонятный задор.
– Это не считается, Бланж. Ты-то мне не нравишься в этом смысле.
– Я рад. Правда, – внезапно ответил он. И я даже не знала: внутри закололо от облегчения или наоборот. – Все было бы гораздо сложнее, если бы ты ждала от меня чего-то, как они все.
Я натянуто рассмеялась, отвернувшись, чтобы он не заметил, что в этот раз улыбка бликует фальшью.
– Ты смотри только, не влюбись в меня, Эванс.
Я показала ему фак через плечо. Бланж рассмеялся. А потом я развернулась и пошла обратно к мотоциклу, выкрикнув напоследок:
– Беланже. Когда уже ты запомнишь, что моя фамилия Беланже.
Обратный путь прошел быстрее, ведь с горы идти всегда веселее. А может, меня просто одолевали мысли, которые так и крутились в голове, словно заведенные шестеренки. Я думала о том, как Бланж произнес слово «дом», рассказывая про «Святое море». С особой болью и придыханием. Как будто это слово олицетворяло для него все самое светлое и самое болезненное одновременно. В точности как у меня. И чем больше мне открывалось его граней, тем меньше я понимала, как в нем все они умещаются. Но захотелось коснуться хотя бы одной из них.
Снова надев шлем, я перекинула ногу через байк, опустила ее на подножку и взялась за руль. Бланж стоял рядом, засунув руки в карманы.
– Нет. Это плохая идея, – покачав головой, произнес он.
– Один раз.
– Закончится в травмпункте.
– А если вместе?
– Вместе в травмпункт?
– Вместе на мотоцикле.
– Ладно, подвинься. – Он уселся позади меня, положив ладони прямо на мои. – Держаться за руль лучше не прямо, а немного наискось, чтобы поднять локти выше.
Господи, как волнительно-то.
– Чтобы он поехал, нужно плавно отпустить сцепление и открыть газ. Вот это сцепление, вот это газ, – показал он, крутанув ручку и заставив мотоцикл зарычать. – Только не полностью. Процентов на… ну, не знаю сколько. Тут, на самом деле, все элементарно.
Вот именно здесь, на этом его «элементарно», я и поняла значение слов, сказанных когда-то Лилиан: «Бланж рожден с умением чувствовать мотоцикл. Вот почему его спортивная карьера взлетела так быстро. Но быть хорошим гонщиком – не значит быть хорошим учителем». И это как раз то, о чем говорил Марс.
– Если что, я подстрахую, – пообещал Бланж, поддав чуть-чуть газу.
Мотоцикл сдвинулся с места. Все внутри встрепенулось. И несмотря на то, что мои руки лежали на руле, его находились поверх, контролируя почти весь процесс. Все, что оставалось мне, – рулить, держа баланс. Хотя и с этим Бланж, кажется, справлялся за двоих. У нас получалось очень даже неплохо. Пока он не произнес:
– Может, теперь сама попробуешь? – И не отпустил руль.
До этого момента я даже не предполагала, что бо́льшую часть пути мы преодолели благодаря Бланжу. Казалось, что байк – это змея, заколдованная дудочкой. Стоило мне взять управление в свои руки, как он совершенно расхотел подчиняться.
– Не туда, Жак. – Бланж рассмеялся и одной рукой выровнял мотоцикл. – Там кактусовый заповедник. И вряд ли нам там будут рады.
Легко сказать. Я постаралась вырулить в другую сторону.
– Да куда ж ты. – Он снова подправил нас. – Чего тебя в эти заросли так тянет? Добавь чуть-чуть газу. Тебе проще будет удерживать вес.
Я крутанула ручку, и вот здесь и произошла фатальная ошибка. Кто же знал, что этот газ – настолько чувствительный гаденыш?
– Нет! Стой!
Но мотоцикл уже взвился вверх, словно дикий конь. А дальше все случилось слишком быстро. Единственное, что я успела уловить, – как руки Бланжа подхватили меня, прижав к себе, а потом мы дружно рухнули на пыльную землю, проскользив по ней добрых пару метров. И наступила тишина.
Я лежала на Беланже, судорожно хватая ртом воздух и впиваясь пальцами в его плечи. Чувствуя, что содрала кожу на руках, потому что места, где застрял песок, жутко горели. Адреналин все еще пульсировал в висках, сердце стучало, словно сейчас пробьет ребра. А еще почему-то переживала, что Бланж станет ругаться. Но он молчал и сам глядел на меня растерянно и испуганно.
– Ты и правда не шутила про невезение, – произнес он, совершенно ошарашенный. Обернулся, потому что сбоку от нас над землей высился огромный кактус, и даже страшно представить, что бы было, протащись мы еще на метр дальше. Мотоцикл торчал чуть впереди: он все-таки угодил в колючие заросли. – Или ты непризнанная королева сагуаро. И мы оказались здесь не случайно. А теперь за нами явится народ, который заберет тебя, чтобы ты спасла их колючую республику.
– Ты что, читал ту книжку, что валялась на моей полке? – с ужасом прошептала я.
Он кивнул. А я почувствовала, как краснею. Хотя неясно почему. Это даже не моя книга. Мне ее всучила Лил.
– Мне кажется, она нанесла мне моральную травму, –
