Хозяин белых оленей - Константин Валерьевич Куксин
— Ну, им лишь бы шуметь, права свои защищать. Они в ассоциации только этим и занимаются. Я же сама, Костя, из Приуралья, в Салехарде сейчас живу. У нас в Приуралье не только у твоего Гаврилы такой чум, где ненецкая и хантыйская культуры смешались. Бывает, в таком чуме еще и зырянские вещи увидишь, если, скажем, ненец зырянку в жены взял. Рядом живем, что поделать!
— Мне очень ваши песни понравились! Как вы здорово голосам животных подражаете! Где вы этому научились?
— Ну, это у нас многие умеют! — улыбнулась певица. — И охотники, и оленеводы эти звуки используют. А чтобы в песню подражания голосам животных вставлять, этому я у стариков-сказителей научилась. Которые ярабцы и сюдбабцы поют…
— А что, остались еще такие сказители? Я сам книги пишу, перевожу стихи, записываю сказки разных народов. Мне было бы очень интересно с вашими сказителями познакомиться…
— Это можно! Вот мой телефон. Как будешь в Салехарде, звони, познакомлю с людьми интересными! — Татьяна протянула мне бумажку, на которой был записан номер мобильного телефона. — Да и просто так заезжай!
Банкет окончился, гости постепенно разошлись. Мы с Майей наводили порядок в чуме, как вдруг у меня в кармане зазвонил телефон. Прижав к уху трубку, я с радостью услышал голос Евдокии Серасховой.
— Здравствуй, Костя! Как ты, что нового? — голос Евдокии мне показался усталым, но я не придал этому значения — так хотелось поделиться радостью по поводу открытия Северной коллекции.
— У нас праздник сегодня, Евдокия! Чум официально стал новым музеем, гостей много было, с Ямала представители приезжали! — восторженно рассказывал я. — Еще новость — для издания вашей книжки спонсора нашел, к лету ждите первый тираж!
— Вот и слава Богу, Костя, спасибо тебе! — Евдокия вздохнула, и я почувствовал, что даже хорошие новости про книгу не изменили ее подавленного настроения.
— Евдокия, у вас что-то случилось? — спросил я, и сердце тоскливо сжалось в предчувствии беды.
— Костя, ты говорил, что статьи пишешь, — не ответив на мой вопрос, произнесла Евдокия. — Не мог бы ты статью написать в какой-нибудь московской газете о том, что у нас тут происходит?
— Так что все-таки случилось, Евдокия? — повторил я свой вопрос. — Как я буду писать, если вы мне ничего не рассказываете?
— Беда у нас. Новые законы власти округа приняли — против оленеводов и рыбаков. Рыбакам запретили зимой рыбу ловить, оленеводов сгоняют с их родовых пастбищ, переселяют в поселки… Петя мой говорит, что, если так дальше пойдет, они оружие в руки возьмут, бороться будут… — голос Евдокии задрожал.
— Евдокия, по телефону вы мне всего не расскажете. Чтобы статью написать, надо все своими глазами увидеть, с людьми поговорить. Я к вам лучше приеду.
— Костя, здесь тоже проблема. Ямал теперь — пограничная зона, какое-то разрешение нужно от ФСБ… — предупредила меня Евдокия.
— Погранзона? Да ближайшая граница у вас с Канадой, как раз через Северный полюс проходит! — невесело усмехнулся я. — Ничего, проберусь как-нибудь, ждите!
Мандалада
Через три дня я уже шагал по знакомым улицам Аксарки, кутаясь в воротник куртки от летящего в лицо мокрого снега. У дома Серасховых стоял чужой «буран», в окнах кухни горел свет — хозяева явно принимали гостей. Скинув в прихожей куртку, я заметил брошенную на тумбу малицу в сорочке из зеленого сукна, поверх которой лежал пояс с многочисленными амулетами и массивным клыком медведя.
«Ненец в гостях, к тому же язычник!» — удивился я про себя и прошел на кухню.
— Здравствуй, Костя! — улыбнулась мне Евдокия. — Быстро добрался!
За столом Петр разговаривал с крепким молодым мужчиной. Волевое лицо с высокими скулами, ежик темных волос, гордая осанка — гость напомнил мне вождя индейцев из какого-то старого фильма.
— Знакомься, это Семен Сэротэтто, друг Петин! Он с Ямальской тундры, — представила мне гостя Евдокия. Я пожал руки мужчинам и сел за стол.
— Так вот, Петр, — явно возвращаясь к прерванному моим появлением разговору, произнес ненец. — Недавно случай был. Строили дорогу под газопровод — проложили линию по карте, не посмотрев даже, где люди живут. И пошли бульдозеры! А у них на пути чум стоит, олени, нарты. В чуме живут дед с бабкой, старенькие совсем. И вот трактора прямо на чум прут! Тракторист говорит: «Убирайте свой шалаш, здесь дорога будет!» А старик — ни в какую: «Это моя земля, вокруг дорогу делай!» Тракторист плюнул, завел машину — и на чум. А старик ружье достал и давай стрелять — хорошо, бабка его за руки хватала, не попал…
— Я тоже однажды в человека стрелял — слава Богу, промахнулся! — сказал Петр. — Пасли мы совхозное стадо недалеко от дороги на Салехард. Приехали из города какие-то люди и устроили охоту на наших оленей — одиннадцать голов убили! А за недостачу в совхозе с кого спросят? С пастухов! И так зарплаты маленькие, а тут вообще ничего не останется…
Я внимательно слушал, пытаясь разобраться в том, что происходит. У меня в голове просто не укладывалось, как можно давить тракторами людей, убивать чужих оленей. Мой сказочный, полный романтики мир, в котором кочевали свободные, мудрые жители тундры, рушился на глазах.
— Тут еще собрались дорогу строить в Надым. Ладно бы — железную, так нет, автодорогу строить будут. Тогда вообще конец оленеводству! — покачал головой Петр.
— Чем же автодорога хуже? — спросил я ханта.
— Да любой из города на своей машине приедет, оленей застрелит — ищи его потом! Сколько таких случаев происходит! Однажды упряжку остановили, на пастуха ружье направили и убили его упряжных быков. Туши в машину закинули и уехали — так он и остался в тундре с пустой нартой. А ведь упряжных оленей не один год обучать надо, они хозяину часто жизнь спасают, в пургу дорогу к чуму сами находят. Но этим, приезжим, наплевать — убили, мясо продали…
— А на севере Ямала, возле месторождения «Бованенково», оленеводы вообще сильно кому-то мешают! — снова вступил в разговор Семен. — Решили власти принудительно триста семей оттуда переселить в поселки. То есть люди своих оленей государству сдают, им выделяют квартиры — и живите счастливо! А в поселках работы нет, пособия мизерные — хватит на хлеб да на водку, горе залить.
— В поселках действительно нет работы! — вступила в разговор Евдокия. — Причем работы нет именно для коренных жителей! Я как депутат с этой проблемой часто сталкиваюсь. Ненцам и хантам, которые получили образование на Большой земле и вернулись на родину, очень трудно устроиться. Даже на самую грязную и низкооплачиваемую работу их неохотно принимают. А пойти работать по профессии вообще невозможно! Берут в основном приезжих: русских,
