Хозяин белых оленей - Константин Валерьевич Куксин
Я слушал Бориса, и мне неожиданно открылся смысл странного богослужения: потомственный шаман, сам того не осознавая, вводил людей в транс, и они действительно прикасались к иному миру, слышали ангелов и Христа!
«В конце концов, это лишь ярлыки! — улыбнулся я сам себе. — Кто-то видит духов предков, кто-то — Хозяев священных гор, кто-то слышит ангелов и Христа. Пожалуй, все они даже видят и слышат одно и то же, только рассказывают о своем мистическом опыте в рамках конкретной религии, вот и вся разница!»
Но один вопрос не давал мне покоя: во время экспедиций я встретил множество проповедников разных протестантских церквей, но ни одного православного! Решив разобраться в этом вопросе, я сказал Майе и Людмиле Езиковне, что приду домой чуть позже, и отправился на окраину города, в церковь Петра и Павла.
Священник оказался на месте. Молодой батюшка выходил из храма, когда я обратился к нему:
— Здравствуйте, можно с вами поговорить?
Священник поднял на меня глаза и произнес:
— Служба закончилась, молодой человек… А вы, собственно, по какому вопросу?
Я рассказал о своей работе, о том, как часто встречаю в тундре проповедников протестантских церквей. Священник, которого звали отец Антоний, грустно кивал, слушая меня.
— Вы знаете, Константин, ведь в Салехарде десять протестантских церквей и всего одна православная! У нас нет ни времени, ни возможностей ездить в тундру, обращать язычников. Мой приход — это в основном русские старожилы, приезжие рабочие из России и Украины. Представителей коренных народов, которые ходят в церковь, очень мало…
— А как вы сами относитесь к протестантам? — задал я щекотливый вопрос.
— Церковь не считает их христианами! — твердо сказал отец Антоний. — За них нельзя молиться, их нельзя поминать, их пасторы не несут на себе благодати священства… Но вы знаете, живя здесь, я вижу, что их работа приносит много пользы. Ханты и ненцы, приняв евангельскую веру, бросают пить, начинают работать, как-то устраиваются в жизни. Но это я говорю вам просто как человек, мнение Церкви вы уже слышали…
— Отец Антоний, а откуда в основном приезжают протестантские проповедники? Из-за границы? Что вообще заставляет молодых людей бросать уютную жизнь где-нибудь в Германии и отправляться в тундру?
— Первое время, в начале девяностых, ехали в основном из-за рубежа. Сейчас пасторы почти все местные, причем среди них немало ненцев и хантов. А что касается вашего вопроса о том, что заставляет людей бросать устроенную жизнь… Вы ведь в детстве зачитывались Джеком Лондоном, Фенимором Купером, Фарли Моуэтом? — батюшка с улыбкой посмотрел на меня. — И вот результат — вы бросили устроенную жизнь в Москве и приехали в тундру изучать культуру оленеводов. Там, на Западе, другие герои и другие книги. Мальчишки и девчонки в протестантских семьях Германии и Англии выросли на историях о бесстрашных проповедниках, несущих слово Божие отсталым, воинственным дикарям. Но к концу двадцатого века в мире практически не осталось мест, где можно было бы проповедовать аборигенам, за исключением нашего Севера, который был закрыт «железным занавесом». Именно поэтому, когда рухнул Советский Союз, эти мальчишки и девчонки из западных стран наперегонки помчались сюда — воплощать детскую мечту! И вы знаете, я их очень хорошо понимаю! Ведь детские мечты — это серьезно. Из-за них я сам оказался здесь, в Салехарде. Да и вас, Константин, привели на Север именно детские мечты…
Негабаритный груз
Вечером в доме Тайшиных собралось много гостей. Евдокия привела свою подругу-филолога, специалиста по языку хантов, пришли бабушки, которые знали старинные песни и сказки.
Евдокия разложила на кухонном столе свои стихи, распечатанные на принтере русским алфавитом. Филолог исправляла текст, добавляя буквы, которых нет в русском языке: «Л» с хвостиком и такую же «Н». Евдокия вслух читала стихи, бабушки кивали, делали замечания. Говорили женщины на хантыйском языке, и мне приходилось время от времени просить Людмилу Езиковну переводить суть наиболее жарких споров. Я чувствовал себя комсомольцем тридцатых годов, которому выпала честь создавать национальную письменность и ликвидировать неграмотность небольшого северного народа.
«Да, опять детские мечты, опять романтика прочитанных в юности книг!» — с улыбкой вспомнил я разговор с отцом Антонием.
Хотя, сказать по правде, мы действительно продолжали дело, начатое в далекие тридцатые годы: готовили к изданию книгу на прежде бесписьменном приуральском диалекте хантыйского языка.
Наконец необходимое количество стихов было отобрано строгими бабушками, тексты — выверены и исправлены. Многие стихи я знал по подстрочникам, поэтому сразу обратил внимание на то, что в книжку попадают в основном детские произведения, написанные Евдокией для своих дочерей.
— Евдокия, а книжка-то получается для детей! Вы так и хотели? — спросил я утомленного долгими спорами автора.
— Я же и писала в основном для своих девочек! — улыбнулась Евдокия. — Мы однажды говорили с тобой, как нужна книга на родном языке для обучения ребят в школе. Вот с Божьей помощью такая книжка и получается…
— Но если книжка детская, ее нужно красиво оформить! — заметил я. — У вас есть знакомые художники?
Евдокия отрицательно покачала головой, и тут Майя, до этого молча сидевшая за столом, тихо сказала:
— Я могу попробовать! Если вы не против…
— Конечно, попробуй! — ласково посмотрела на Майю Евдокия. — Ты очень красиво рисуешь, мои Катя с Дашей твои картинки по всей комнате развесили! К тому же в тундре ты была, жизнь нашу знаешь…
Следующим утром мы встали до рассвета, позавтракали и собрались в дорогу.
— Ну, с Богом, с Богом! — обняла нас на прощание Людмила Езиковна. — Приезжайте еще, мы вам всегда рады!
— А вы, если что, звоните! — напомнил я. — Может, помощь какая будет нужна или еще что. Звоните, телефон мой вы теперь знаете!
Мы вышли из подъезда, сели в заранее вызванную машину-такси и помчались на вокзал: я боялся, что Петр с Колей уже на месте и им нужна помощь в оформлении груза.
Но на вокзале перевозчиков бесценного груза еще не было. Нетерпеливо прохаживаясь по платформе, я то и дело посматривал на часы: до отправления нашего поезда оставалось чуть больше часа. Наконец, надрывно гудя двигателем, к багажному отделению подъехал знакомый красный «буран», тащивший за собой целый караван нарт.
— Спасибо, Петр! — пожал я
