Глубокая печаль - Син Кёнсук

Ресторан «Ганг» действительно был сразу слева от лифта. Как только Ынсо вошла в ресторан, сидящая на кассе аккуратно одетая женщина средних лет приветливо улыбнулась ей:

– Не вы ли госпожа Ынсо?

– Да, это я.

Женщина позвала с другого конца ресторана молодую официантку. К ней подошла девушка в красиво расшитом фартуке, женщина сказала ей:

– Пожалуйста, проводите к Хёсон.

«Хёсон? Они что, близко знакомы?»

Женщина, упомянувшая Пак Хёсон, была очень дружелюбна, и Ынсо внимательно посмотрела на нее: высоко забранные волосы, красивая линия шеи. Официантка улыбнулась и посмотрела на Ынсо, и, улыбаясь еще приветливее, ответила женщине у кассы:

– Хорошо. – Потом повернулась к Ынсо: – Пожалуйста, пройдите за мной, – и пошла впереди.

На самом светлом месте, с которого хорошо просматривалась улица, сидела Пак Хёсон. Ее платье без рукавов, с рисунком из желтых капель воды, было настолько ярким, что среди большого количества людей Пак Хёсон невозможно было не заметить.

Ынсо подошла. Хёсон встала и улыбнулась. Ее открытая улыбка и гладкие руки, не прикрытые платьем, дополняли друг друга. Улыбаясь, Хёсон посмотрела на цветочный горшок в руках Ынсо и удивленно спросила:

– А это что? Орхидея? Садитесь, пожалуйста.

Как только Ынсо села, стоявшая около кассы женщина средних лет принесла меню и обменялась дружеским взглядом с Пак Хёсон.

– Ты всегда приходишь сюда в компании, а могла бы как-нибудь и одна заглянуть? Как трудно с тобой увидеться, разве можно нас после этого назвать тетей и племянницей?

– Извините. Так получается.

«Значит, они родственники – тетя и племянница!» – Ынсо снова посмотрела на женщину, и та, почувствовав ее взгляд, широко улыбнулась ей. Уходя, она спросила Хёсон:

– Как поживает твой жених?

Хёсон бросила быстрый взгляд на Ынсо и ответила тете:

– Я понимаю, вам хочется все узнать, но позвольте мне объяснить все позже, сейчас у нас гости.

– Хорошо, я немного забылась. Извини. Просто давно тебя не видела, вот и вырвалось. Закажите что-нибудь вкусное, а я попрошу на кухне, чтобы для вас все сделали в лучшем виде.

Хёсон подождала, пока женщина удалится, и сказала:

– Она воспитывала меня, поэтому так инте-ресуется.

От этих неожиданных слов Ынсо растерялась:

– Что?

– Мама рано умерла. Отец очень быстро женился во второй раз, вот я и жила у тети. Недавно я сообщила ей, что выхожу замуж, но ей не понравился мой жених, поэтому она не пришла даже на помолвку. Но, судя по тому, что сейчас она спросила о нем, надеюсь, что простила нас.

Слушая неожиданное признание Хёсон о своей жизни, Ынсо вновь посмотрела на ее гладкие руки.

Повисло молчание.

Они одновременно подняли головы, и их глаза встретились. Ынсо смущенно улыбнулась.

– Я рассказала лишнее. Не правда ли?

Молчание.

– Что будете заказывать? – чтобы как-то преодолеть возникшее между ними смущение, Хёсон пододвинула меню к Ынсо. – Здесь хорошо не потому, что это ресторан тети, а потому что здесь и вправду вкусно готовят. Что бы вы ни заказали, все сделают качественно.

Перелистывая одну страницу меню за другой, Ынсо не понимала, что происходит.

«Назначили дату свадьбы? Так зачем же меня… Жареная рыба, суп из трески, суши, рис со свежим тунцом, рисовый набор с салатами ″Доширак″, каша с абалонами…» – Ынсо листала и листала, пока меню не закончилось, затем снова открыла первую страницу и постаралась заставить себя сконцентрироваться на меню. Она попыталась прочитать еще раз, но так и закрыла его, не разобравшись в происходящем.

– Что вы будете заказывать? – спросила ее Пак Хёсон.

Молчание.

– Госпожа Ынсо?

Ынсо подняла стоящий рядом горшок с орхидеей и подвинула его к Хёсон, та с удивлением посмотрела на нее.

– Я хотела ему передать и сегодня утром пересадила цветок в новый горшок. Когда пойдете, пожалуйста, возьмите его с собой и поставьте на его стол.

– Я?

– Да.

– А почему я?

Ынсо подняла голову – Хёсон смотрела на нее в упор, и их глаза встретились, но Ынсо отвела взгляд в сторону улицы. В лужах отражались ясное небо и яркое солнце, лучики которого сверкали, словно тысячи маленьких стеклянных осколков.

– Вы что-то хотели мне сказать? – Ынсо сжала под столом руки.

– …

– Вы же не просто хотели со мной пообедать. Мне бы не хотелось оказаться в неловком положении.

– Госпожа Ынсо…

– Конечно, так нельзя, но давайте начистоту. Мне тревожно. Почему вы пригласили меня? – Пытаясь заглушить в себе волну беспокойства, девушка прямо посмотрела в лицо Пак Хёсон, и ей стало значительно лучше.

По ухоженному лицу Хёсон пробежала еле заметная дрожь, и она сказала с натяжкой в голосе:

– Может, сначала поесть? – произнесла она, не зная, как начать разговор, но затем быстро овладела собой и уже веселее добавила: – Не так ли?

– Я не могу.

– Тогда можно я закурю?

– Пожалуйста.

Открывая сумочку, лежащую рядом, Пак Хёсон на секунду бросила взгляд в окно, потом остановила его на орхидее, которую придвинула к ней Ынсо. Сидя напротив, Ынсо на мгновение закрыла глаза и тут же открыла. Сережки Пак Хёсон, состоявшие из нескольких жемчужинок, сейчас слились в одну, превратившись в капельку воды.

– Я понимаю, что мне не обязательно было об этом говорить. Но мне кажется, что он так и не смог вам ничего сказать… По-моему, неважно кто, но кто-то должен это сделать.

Молчание.

– Я не хотела говорить с вами вот так… Как-то некрасиво получилось.

Молчание.

– Мы с ним уже назначили дату свадьбы. И помолвка уже была.

Молчание.

– Думаю, что мне не нужно называть имени этого человека, вы и так знаете, о ком я говорю.

В этот момент для Ынсо будто оборвались мягко льющиеся звуки фортепиано, прекратились тихие разговоры людей, сидящих рядом по двое, по трое и четверо, она перестала слышать шелест одежды официантки, ходившей по залу туда и обратно и задевающей края столов, – Ынсо накрыл вакуум абсолютной тишины.

Перестав слышать звуки вокруг, Ынсо посмотрела в окно и тут же напрягла глаза и пальцы:

«А-а-а!» – все то невидимое, что она так хотела видеть, все то, что она так хотела приобрести, все это одновременно стало душить ее, она пыталась противостоять, напрягая все свои силы, но не могла.

И тут гигантская волна, вырвавшаяся из ее души, прорвала абсолютную тишину.

В один миг она пробила окна шестнадцатого этажа и перевернула столы ресторана, уронила висящие на стенах картины и часы, на кухне с грохотом сбросила на пол стопки тарелок, смыла с подоконника вазы с цветами и напоследок обрушила потолок, словно обветшалую черепичную крышу, заполнив собой все здание.

В один миг это видение пронеслось перед глазами. Инстинктивно съежившись, она закрыла