Кафе на острове Сен-Луи. Родственные души всегда находят друг друга - Сабрина Филипп
Я с самого начала ошибалась. Ее взгляд не был ни потерянным, ни бессмысленным. Он все еще искал в ноябрьской дымке силуэт черного пальто на белых камнях.
«Я так отчаянно молилась, чтобы он пришел, что когда через несколько дней это произошло, решила, что мне мерещится. Был такой же осенний день, как сегодня, Сену даже не было видно. Я увидела, как он идет, вон в том окне. Он улыбнулся. Он пришел ко мне.
Мне всегда нужно было прислушиваться к самой себе. Когда удавалось, я точно знала, придет он или нет. Сердце никогда не обманывало, а вот голова… Желание ни на что не влияет. Всю жизнь мы чего-то хотим. Огонь желания всегда подпитывается надеждой, но есть только один верный путь – принятие. Чтобы это понять, нужно дожить до моих лет.
Мы выпили чашку кофе, потом вторую, третью. Провели утро в разговорах и безумной радости воссоединения. Я забыла о работе, обо всем на свете. Он был рядом, и это главное. Он немного рассказал о путешествии, о своих делах, о камнях, которые привез с собой, однако я чувствовала: это не все. Мне казалось, цель его путешествия была не только в этом. В некоторых видениях он подвергался опасности, и я дрожала в постели от страха за его жизнь. Тем не менее не видела смысла расспрашивать его.
А вот он буквально засыпал меня вопросами, я с радостью рассказала о прожитых месяцах, о попытке написать первую книгу, о новых встречах, но только не о любовнике.
Однако он все знал и обо всем догадался.
– Ты думала обо мне, много.
– Да, – ответила я, пристально глядя на него.
– Я тоже думал о тебе, много. Тело не так важно… но душа…
– Я знаю.
– Я знаю, что ты знаешь, и я рад. Ты изменилась, – произнес он с улыбкой.
Это было правдой: сама того не осознавая, за это время я успела сильно поменяться.
Мы расстались сразу после полудня. Он просто сказал: “До скорой встречи”.
Естественно, я продолжала ждать. Он вернулся через неделю.
Как-то утром я принимала душ, и вдруг у меня в голове зазвучало слово “метаморфоза”. Метаморфоза, метаморфоза, – засело в мыслях и не хотело их покидать, правда, я тогда не придала этому особого значения. Я собиралась на встречу с ним, знала, он придет. Была уверена в этом почти на сто процентов, поэтому чуть дольше обычного прихорашивалась, красилась и одевалась.
На выходе из дома, еще не успев взять сумку, вернулась и взяла с книжной полки толковый словарь: “Метаморфоза: превращение, переход из одной формы в другую”. Обычное толкование, ничего особенного. И пошла в кафе.
Прождала около десяти минут и увидела его. Я сидела на террасе – погода все еще располагала, – и он пришел. Сел напротив, положил на стол книгу.
Бегло взглянув на старинное издание с загнутыми уголками страниц, я прочитала название – “Метаморфозы”.
Проследив за моим взглядом, он сказал:
– Я привел с собой нашего старого друга Овидия, можно ему присоединиться к вам за этим столиком?
– Так я его сюда и пригласила!
Он улыбался, ведь только он мог понять смысл моих слов.
– Но, честно говоря, мне не совсем понятно значение этого термина, – добавила я.
– Вспомни о гусенице и о ее трансформациях.
– Я что, гусеница? – спросила я с удивлением.
– Я вижу кончики твоих крыльев, но метаморфоза – это долгий, изнурительный, болезненный процесс.
Болезненный, это точно. И через несколько часов он снова ушел, даже не предложив встретиться за пределами кафе.
И следующие три месяца приходил сюда один-два раза в неделю.
Мы с упоением говорили обо всем и ни о чем: о жизни, любви, смерти, почтительно склонившемся официанте, луне. Он приходил и учил меня, хотя я этого не осознавала. И если не считать нескольких взглядов, слов и прикосновений к моей руке, он установил дистанцию, побороть которую я не осмеливалась.
Однажды он вошел с видом победителя: грудь колесом, темные кудри взлохмачены, брюки помяты, куртка с оттянутыми тяжестью книг карманами. Подсел ко мне у барной стойки и положил на нее толстое увесистое издание.
– Я читал ее всю ночь. Уже в пятый раз. “Так говорил Заратустра” Ницше.
Я взяла книгу в руки.
– Открывай любую страницу наугад и читай! Подожди, давай сядем в глубине зала, будет удобнее.
Пересев за другой столик, я перелистала страницы, как тасуют игральные карты, остановилась на одной и начала читать с середины.
– Читай вслух!
– “Глаз не смыкает он мне, душу заставляет бодрствовать. Легок он, поистине легок, как перышко. Он убеждает меня, и мне неведомо как; он дотрагивается до моего нутра ласкающей рукою, он меня заставляет не спать. Да, заставляет, и душа начинает потягиваться”.
– Продолжай.
Я продолжаю и останавливаюсь в конце абзаца:
– “Когда, о источник вечности! Радостная и ужасающая полуденная бездна! Когда ты впитаешь в себя мою душу?”
– Скоро, – сказал он, – скоро.
Встал и ушел.
На другое утро прошел мимо, но не зашел. Когда он выскочил мне навстречу как черт из табакерки, я стояла на тротуаре и курила. Воздух наполняла первая осенняя прохлада, хотя солнце еще пригревало. В тот день отмечали Йом-Кипур. Я помню, поскольку в кафе было необычно мало посетителей, и я спросила у официанта, почему так. Он ответил: “Сегодня еврейский праздник, День всепрощения или что-то в этом роде”.
Еврейский праздник… Я мало знала о еврейских праздниках, да и о своем еврействе: лишь то, что это уничтожило мою семью. И все же я была еврейкой по крови; значило ли это, что и по духу?
Размышляя над этим, я с чашкой кофе вышла на террасу, и тут появился он.
Конечно, я всегда надеялась его увидеть, просто не ожидала, что сегодня. Тем не менее, как всегда, подготовилась и накрасилась, хотя знала: это почти не имеет значения. И в надежде на встречу затянула утренний ритуал чуть дольше, чем следовало.
Он приехал на велосипеде и слез с него, чтобы меня поприветствовать. От холода с его ресниц скатилось несколько слезинок. Я обратила на это его внимание.
– Ну и что, это ничего не значит, правда ведь?
Он, кажется, был в плохом настроении, торопился и беспокоился.
Я пригласила его согреться внутри, надеясь хоть ненадолго продлить момент рядом с
