Разговоры в рабочее время - Нелли Воскобойник
Все-таки, хотя отца с матерью не утешишь, может, им удалось чуть-чуть отвлечься, пока угощали приехавших пахлавой и колой. И соседи видели, сколько народу приехало…
У нас так принято.
Воспитание чувств
Профессия медсестры в наших краях считается надежной и достойной. Не скажу, что в школы медсестер идут обладательницы самых высоких IQ, но сестра, как правило, человек организованный, наделенный здравым смыслом, подготовленный к множеству домашних проблем, ставящих других женщин в тупик, и совершенно не беспокоящийся о возможной безработице. Квалифицированная медсестра всегда имеет хорошо оплаченную работу.
Моя племянница Лина приехала в Израиль с десятилетней дочкой и завидной специальностью «учительница русского языка и литературы». Тридцатилетней учительнице была прямая дорога на плантации, где она по десять часов в день собирала цветы и специально выращиваемые декоративные листья, ежеутренне отправляемые в Европу для украшения тамошних букетов. Потом сезон закончился, и она начала работать уборщицей и ухаживать за стариками. Годы шли, иврит ее стал удовлетворительным, а работа оставалась все та же черная и унизительная. Тут-то и возникла идея поступить на курсы медсестер.
При больнице обещали открыть двухлетний курс для обладательниц академической степени, по разным причинам не имеющих удовлетворяющей их специальности. Все это тянулось еще почти год. Курсы то собирались открывать, то вдруг передумывали, критерии отбора студентов несколько раз менялись, но в конце концов все утрясли и Лина стала законным очным студентом признанных министерством здравоохранения курсов медсестер при университетской больнице. Курсы были частично субсидированы, так что плата оказалась приемлемой, но надо было жить, растить дочку, платить за квартиру, а значит, стариков и уборок стало только больше, а еще прибавились домашние задания, экзамены, лабораторные и зачеты.
Обучение медсестер, как морских офицеров или иезуитских священников, – дело кастовое. Оно невозможно без суровости воспитателей. Самое важное – привить уважение к своей профессии и веру в свою особую миссию. Сестры у нас находятся под защитой могучего профсоюза и административно не подчинены врачам. Сестра подчинена только старшей сестре своего отделения, а та – только главной сестре больницы.
Лина училась изо всех сил. Предметы были непривычные для филолога и непростые. Главным курсом был предмет, не имеющий краткого названия в русском языке. В вольном переводе его следует назвать «уход за больным». Это обширный курс, включающий в себя также и большие разделы психологии.
Однажды утром на первый урок в класс вместе с преподавателем вошли директриса курсов и главная сестра больницы. Все трое были мрачны. Директриса оглядела аудиторию и строго сказала: «Диана, выйди из класса».
Диана выбралась из-за стола и, не смея задать вопрос, безропотно вышла. Директриса еще раз оглядела класс и сказала:
– Девочки, у меня для вас плохие известия. Я знаю, что вы все хотите стать медицинскими сестрами, связываете с этим курсом планы на свою жизнь, два года платили за обучение и работали изо всех сил, не зная выходных и развлечений. Но обстоятельства сложились не в нашу пользу. С этого дня курсы закрываются.
Что тут началось! Многие заплакали. У одной девушки случилась истерика, и она стала биться головой о парту. Почти все кричали и размахивали руками, обвиняя директрису и весь мир. Лина потеряла дар речи. Она не могла сказать ни слова и вдруг почувствовала, что обмочилась.
Тогда вступила преподавательница.
– Хорошо! – сказала она. – Теперь открываем тетради и пишем название новой темы. Заголовок в середине строки: «Стресс». Каждая из вас опишет, что она почувствовала, а также какие реакции наблюдала у других членов группы.
Она выглянула за дверь и сказала:
– Диана, заходи!
И беременная Диана полезла на свое место.
Профессор и ученик
Много лет назад к нам в отделение поступил на специализацию молодой англоязычный врач. Его звали трогательным детским именем Цви. Он говорил на иврите с английским акцентом, редко стригся, носил мятые футболки и за неделю подкупил всех старослужащих своим веселым и открытым характером.
Уже через несколько дней, когда случилось маленькое осложнение – сам профессор Вешлер не смог попасть в вену, он велел позвать Цви. Мы были удивлены: кто этот симпатичный парнишка против Вешлера, врача с мировым именем, а по второй специальности хирурга с огромным опытом?! Но Цви прибежал, мельком взглянул на больного и моментально ввел иглу в глубокую, иссохшую, почти несуществующую вену. И снова убежал выполнять бесконечную вереницу обязанностей врача «митмахе», что в переводе означает «приобретающий специальность».
Профессор Вешлер (вечная ему память!) был выдающимся онкологом с мировой известностью и совершенно уникальной личностью. Мне, работавшей тогда техником, довелось быть с ним в теплых и почти приятельских отношениях и слушать охотно и с подробностями рассказываемые для меня истории из его жизни. Он совершенно не понимал идеи социального неравенства и искренне не считал себя человеком более важным, чем я или наш уборщик. При этом он не отличался добродушием: на еженедельных обсуждениях пациентов отделения он мог, пользуясь своей невероятной эрудицией, разнести в пух и прах любого врача, невзирая на личность. Обсуждения, стихийно вспыхивающие после его слов, безусловно оказывались курсами повышения квалификации для каждого присутствующего, включая других профессоров.
Он научился читать в одиннадцать лет, когда в сорок четвертом году был освобожден из немецкого концлагеря и вместе с сестрой (двое детей – единственные оставшиеся в живых из огромной семьи) пешком в распутицу побрел по Европе искать себе пристанища и хлеба. Тогда его родными языками были немецкий и идиш. Через пять лет он блестяще закончил школу где-то на Буковине и поступил в Московский медицинский институт. И не какой-нибудь, а МОЛМИ. К семьдесят третьему году уже заведуя онкологическим отделением, он при первой же возможности уехал в Израиль и с легкой душой начал все сначала. Он одинаково свободно владел английским, немецким, румынским, русским, идишем и ивритом. И, не дрогнув, прошел путь от врача-практиканта до полного профессора Еврейского университета.
Когда симуляция закончилась и больной ушел, я спросила Вешлера, почему он вызвал именно нового практиканта, чтобы сделать сложную манипуляцию.
– Как, вы не знаете? – удивился Вешлер. – Ведь Цви приехал в Хадассу после трех лет работы в полевом госпитале в Свазиленде. Он делал там ВСЁ. Работал одновременно как терапевт, медбрат, акушер, хирург, психиатр и социальный работник. У него огромный опыт.
После этого мы стали приставать к Цви с расспросами и каждый день получали какую-нибудь новую восхитительную байку. Он родился
