Жар - Тоби Ллойд
– Когда мы найдем Элси? – спросил он.
Вечером Эрик тоже не ел. С работы вернулся, когда ужин был в разгаре. Ханна встала, чтобы положить ему горячее с противня из духовки, но Эрик сказал:
– Садись, садись. Я не голоден.
Ханна ответила, что специально оставила порцию для него.
– Кто тебя просил? – сказал Эрик.
Товия спросил отца, почему тот ничего не ест. Эрик откашлялся.
– Порою сосредоточиться мыслями на Боге проще на пустой желудок. – И добавил мягче: – Вроде как в Йом-Кипур.
Эрик перестал не только есть, но и разговаривать с женой. Последнюю пару дней он ложился рано и уходил затемно. А когда они с Ханной оба были дома, избегал оставаться с ней в одной комнате. Сегодня не исключение: отказавшись от ужина, Эрик удалился из кухни.
Когда мальчики доели и вышли из-за стола, Ханна отправилась на поиски мужа. Как она и предполагала, он сидел у себя в кабинете, склонившись над ивритским текстом, и читал, шевеля губами. Услышав, что сзади подошла жена, достал из портфеля свернутую газету, протянул Ханне и вновь углубился в чтение.
Газету Ханна не разворачивала, она и так знала, что там.
дочь-подросток писательницы-мемуаристки пропала из одной из лучших лондонских частных школ. полиция прочесывает реки.
•14-летняя Элси Розенталь пропала из школы для девочек «Леди Хиллари» во вторник в районе обеда, с тех пор ее не видели.
• Мать и писательница Ханна Розенталь предлагает вознаграждение за информацию и говорит, что их семья уповает на Бога: Он вернет ее дочь.
Это худший кошмар любой матери. Все началось в обычный сырой ноябрьский день…
Эти первые предложения раздражали Ханну, она их вставила только чтобы заполнить место. Но редактору они приглянулись (в конце концов, такие клише действуют безотказно), а Ханне не хватило духу затеять спор о стилистике. Главное – объявление опубликовали.
– Ты хочешь об этом поговорить? – спросила Ханна.
Эрик даже не обернулся.
Ханна догадывалась, как это выглядит со стороны: она, как всегда, энергичная и словоохотливая, занимается обычными своими делами. Вечный двигатель: так Эрик называл Ханну, когда только ухаживал за нею. Стоит ей чем-то заняться, и ее уже не остановить.
Разве он никогда не слышал выражение «делать хорошую мину при плохой игре»? Не так-то и просто при сыновьях держать лицо. Прятать боль. Вечером в постели Эрик выключил свет, хотя Ханна еще читала, и повернулся к ней спиной, будто воздвиг между ними стену.
Ханна включила свет.
– Мне тоже больно.
Эрик не спал – просто лежал бревном.
– Ты слышал? Мне тоже больно.
–Ты как-то странно это показываешь.
– То есть лишь потому, что я стараюсь держаться, ты считаешь, мне наплевать?
– Держаться! Ты хоть понимаешь, как глупо это звучит?
– Я не намерена продолжать разговор в таком тоне.
– Так не продолжай, – отрезал Эрик.
Ханна уставилась на скругленную спину мужа. Как же хотелось врезать по ней кулаками.
–Это из-за статьи? Так ты должен меня поздравить.
–Тебя наконец печатают. Мазл тов.
–Я вообще-то не о карьере.
Ханна настояла, чтобы в статье ее назвали «мемуаристкой», а не журналисткой. А под статьей напечатали сообщение о том, что в следующем году выйдет ее первая книга.
– Ты хоть знаешь, какой у них тираж?
Эрик промолчал.
–Наша дочь пропала, это же не какая-то семейная тайна. И чем больше народа об этом узнает, тем лучше.
– Отлично, прекрасно, согласен. – Эрика бросило в жар, и он отбрыкнул одеяло. – А тебе обязательно было брать эту фотографию?
–Если хочешь чего-то добиться, нужно пробудить в людях сочувствие.
Фотографию сделали в тринадцатый день рождения Элси. Перед ней на столе торт со свечками, за ее спиной стоит Йосеф, огромный, словно медведь, руки его покоятся на плечах внучки. Йосеф, наклонясь, чмокает Элси в щеку, а она, отвернувшись от торта, улыбается деду. Теперь этот снимок лежит в миллионе домов по всей стране, и жирные пятна от миллиона завтраков пачкают изображение.
– Зато теперь миллион человек знает, что мы ее ищем.
Эрик вздохнул.
– Можешь не притворяться, будто все идет отлично, мальчиков здесь нет.
– Гроссман сказал…
– К черту Гроссмана.
–Я хоть что-то делаю, – помолчав, ответила Ханна. – Прошло всего три дня. А ты уже как будто опустил руки!
Эти слова вырвались у нее нечаянно. Как она раньше не догадывалась? Ну конечно. Эрик просто утратил надежду и уже оплакивает дочь. Рванул вперед первым в гонке без финиша. Неудивительно, что он не сочувствует Ханне, терпящей куда меньшую пытку неведением. Знание, сопровождавшее Эрика в часы бодрствования, страшнее всяких сомнений. И Эрик с ним один на один. Застрял в пустоте, где мрак тяжел и близок. В глубине души он знал, что случилось с Элси. Еще мальчишкой Эрик благодаря рассказам отца получил первые наглядные уроки по истории человеческой жестокости. Первые годы их брака – сколько в них было искренней радости!– обманули Ханну. Теперь-то она понимала. Ее муж вырос ровно таким, каким и хотел его отец: пугливым, не верящим в то, что люди по натуре все же гуманны. Он вырос тем, кого Йосеф с сухим смешком назвал бы реалистом.
О том, какое влияние старик оказал на Элси, Ханне думать не хотелось. Когда Элси была совсем маленькой, дед, можно сказать, заменил ей отца.
– Эрик, – произнесла Ханна.
Он не взглянул на нее. Она взяла его за плечо, но он стряхнул ее руку.
Как страшно, что в такую минуту у них случился разлад. Происходит нечто новое, и ты лучше узнаешь себя и свой брак.
– Мы найдем ее, – заверила Ханна. – Наверняка она…
– Как? Будем писать всякий бред для таблоидов? «Был, черт возьми, обычный, заурядный день».
Ханна от возмущения лишилась дара речи. Наконец Эрик подъехал на кресле к ней.
– И с зейде было то же самое! Пусть бы доживал себе спокойно, но нет, ты вытягивала из него эти воспоминания. Для тебя это лишь материал. Карьера, которая сжирает все.
– Я ушам своим не верю.
– Нет, уж ты послушай! Я давно тебе говорил. Не надо было писать эту книгу. Элси деда боготворила.
– Зейде нужно было выговориться.
