Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

Харитон со Слоном поселились в Адлере, купили по маленькому дому на больших участках, на которых собираются поставить фундаменты новых домов будущей весной. Еще она узнала, что Харитон сейчас находится в Осакаровке, собирает в дорогу Самсона с Эльпидой и Георгием. Совсем состарившийся, но все такой же упрямый дед упирается, но поедет с условием, что вскорости вернется назад и поселится у сына Пантелея. Зять же Пантелея с семьей собирается ехать в Грецию и подбивает тестя с тещей присоединиться к ним. Вот такие осакаровские новости.

Ирини качала головой: какие люди бедовые, бесстрашные! Бросают насиженные места и едут в далекие края. Ничего не боятся! Ну, ладно – Кавказ, но ехать в Грецию, где живут проклятые капиталисты – просто неосмотрительно… По крайней мере, Ирини бы на такое безрассудство никогда бы не решилась.

«Был бы жив Ленин, – думала она, – у нас бы давно был бы коммунизм. И не надо было бы людям от добра добро искать». Она очень доверяла мыслям Генерала о государственном устройстве в СССР: «Лучше, чем в нашей стране все-равно нигде нет. Не люблю капиталистов – кровопийц», – говорил ее умница-брат.

* * *

Проучившись в Осакаровке полгода, Наташа закончила год на одни пятерки. В своей джамбульской школе она училась на четверки.

– А почему ты раньше так хорошо не училась? – спросила ее Ирини, когда, по возвращении домой, гордая дочь подала ей табель успеваемости.

Наташа с минуту многозначительно поразмышляв, заявила:

– В Осакаровке больше времени было. Подруг не было, ходить некуда. Общалась только с Алекси и Аней.

– Видишь, не даром я тебе говорила, что ты «салахана», только и делала, что с подругами дурака валяла. Постарайся и дальше так учиться, – Ирини посмотрела опять на ее пятерочный табель довольными глазами.

– Постараюсь. А как Женька с Катей учились? – живо полюбопытствовала Наташа.

– Да так себе, – ответила Ирини, бросив недовольный взгляд на обеих младших.

– Нормально я училась, а по музыке хорошо, – обиженно заметила Катя.

– Ну, ты – еще ничего. А вот эта салахана, еще та!

Женька промолчала, но нахмурилась, отвернулась и долго не подавала голоса.

Наташа успела застать отца перед его отъездом на похороны в Адлер, но через два дня он уехал. Она просилась тоже с ним поехать, но Савва не разрешил, сославшись на то, что денег нет.

Дочки с нетерпением ждали возвращения папы, наверное, мечтали о подарках. Хотя, о каких подарках для детей может думать человек, после такого печального события, как похороны.

Опять Ирини ждала благоверного: вдруг на него опять что-нибудь найдет? Сегодня она ездила за красками, бумагой для венков, приехала домой, а там сам черт ногу сломает.

– Господи, да что это такое, – накинулась она на своих трех «королев», которые занимались каждая своим делом, во всей этой грязи.

– Вы что, меня ждете, что ли? – и дала оплеуху первой попавшей под руку Женьке. Та шарахнулась в сторону, насупилась:

– А что ты меня бьешь? Они тоже ничего не делали!

Ирини бросив на нее косой взгляд, приказала:

– Замолчи, ослица! Быстро за водой и начинай полы мыть.

Катя боком незаметно прошмыгнула мимо, чтоб начать тоже уборку.

– Что, Барановна, наконец подняла свою задницу, дождалась матери? – грубо продолжала Ирини.

Ее все раздражало. И то, что целыми днями пахала и то, что только и делала, что готовила, стирала, а эти обезьяны не очень – то и праздновали ее труды, и даже пытались игнорировать ее, и показывать свою большую привязанность к отцу. Конечно, он несравненный добряк и интеллигент. А она кто? Неграмотная посудомойка, вынужденная работать на дому почти нелегально.

– А ты, «красавица южная» тоже ждешь, когда мать придет, сготовит тебе, чтоб ты пожрала и опять заляпалась куда-нибудь? – гневно, перемежая речь матом, обратилась она к старшей.

– Ты же не говорила ничего сготовить, – оправдывалась Наташа. Никакого чувства вины она явно за собой не чувствовала. И это злило Ирини.

Она огрела ее своим ридикюлем, который еще не сняла с руки.

– А сама не можешь иногда догадаться, что в доме надо что-то сделать? На тебя и младшие смотрят, гадина.

Наталия, как стояла, так и не сдвинулась с места после материного тумака. Выгнув бровь и сузив глаза, она раздраженно бросила:

– Я им говорила начать уборку, а они не хотели.

Резко развернувшись, она выбежала во двор. Ирини выглянула ей вслед, чтоб та не ушла к соседке, крикнула:

– Сука, сейчас же принеси картошку и почисть ее.

– Я тебе не сука!

– Еще какая сука, раз в доме палец о палец боишься ударить. Так только суки поступают…

Наташа стояла с зажатыми ушами. Ирини хлопнула за собой дверью.

Через час дом был убран, все сидели за столом и ели. Ели молча. Все недовольные.

– Что набычились, – спросила с усмешкой Ирини, – не могли сразу прибрать, чтоб мать была довольна? А теперь не обижайтесь, любой бы матери такое не понравилось.

– А зачем ты меня называешь ослицей, – спросила насупившаяся Женька.

– А кто ты? Натуральная ослица. Тебе говоришь одно, а ты доказываешь другое.

– Я тебе ничего сегодня не доказывала.

– Если б я тебя не огрела, то б еще как завела свою песню. Знаю я тебя. Ты всегда права. Да и сестры на тебя жалуются.

– Кто?

– Я на нее не жаловалась, и я тебе не «красавица южная», – отреагировала Наташка.

– Ты не жаловалась, а Барановна – да.

– Какая я вам Барановна, – запальчиво отреагировала Катя, – за что ты меня всю жизнь обзываешь Бараном, вон и Женька, и Наташка меня так обзывают, скоро все на улице будут так звать меня, – Катя заплакала и вышла из-за стола.

Ирини проводила ее словами:

– Ах бедненькая, как ее оскорбляют, а то, что в доме пальцем шевельнуть, матери помочь, у вас, бл-ди, мозги не срабатывают. Мне здесь легче всего живется с вашим придурком отцом. Ирини тоже встала и ушла во двор, хлопнув дверью. Постояла немного и зашла к своим квартирантам. Пока там разговаривала с Оксаной – немного отошла. «Конечно, не надо детей обзывать. Особенно Катя очень чувствительна. Но так трудно себя контролировать в этой собачьей жизни», – ругала она себя. Домой вернулась через час. Наташи дома не было – ушла к подруге.

Ирини чувствовала, как с каждым годом было сложнее воспитывать дочек. Савва не принимал участия в этом. Никогда их не бил и редко ругал. Они чувствовали себя спокойнее, когда он находился дома. Ирине было не удобно при нем кричать, ругать или, тем более, бить их. Она не хотела, чтоб он видел