Электрические киты - Александр Касаверде
«Выберешь голубую таблетку, и история закончится прямо здесь. Ты проснешься и будешь верить в то, во что хочешь верить. Выберешь красную – окажешься в волшебной стране, и я покажу тебе, как глубоко ведет кроличья нора».
На моем колене рука Ланы… Она смотрит на меня, тянется, ее губы совсем рядом, она меня целует и шепчет на ухо, совсем близко, касаясь мочек ушей, так что дрожь по спине бежит.
«Выберешь голубую таблетку? Или красную?»
И еще ближе, в самое ухо – так, что дыхание ее закручивается, пропадает в темную раковину сознания и звучит в нем трепетом утренних звезд.
– Бери, – шепчет Лана. – Бери-и-и!
– Чего?
Я поднимаю взгляд, наваждение проходит. Я вижу улыбку Ланы, моей Ланы.
– Я говорю, наушник бери.
В ее руке наушник, белая капелька эйрподс, из которой трещат электрогитары.
– Зацени…
Я вставляю капельку в ухо и слышу биение своего сердца и в самой глубине этого сердца слышу бас, и клавишные, и электрогитару, легкую до такой степени, что она поднимает нас в невесомость. Музыка, которую я слышу, словно забирает время из наших жизней, и мы зависаем в нигде.
– «Explosions in the sky» называется, представляешь? Прям как слоган для моей жизни! Давай украдем!
– Что?
– Давай украдем!
– Да что украдем-то?
И Лана подносит несуществующую гитару к груди. Ее пшеничные волосы спадают на воображаемый инструмент. Она перебирает струны – нити, которые будто подсоединены к меланхоличной луне. Второй рукой крутит воображаемый пульт, создавая искажение электрогитары, добавляя шум и треск, без которых бы красота не стала для нас такой узнаваемой.
– Давай вот это вот украдем, – говорит. – Я хочу, чтобы «Электрические киты» были вот в таком духе-е-е…
– Ага, – говорю я.
– Сможешь под такое что-то сочинить?
– Ага, – повторяю я.
– У них слов нет, а у нас будут. Понимаешь? У них просто нет такого Леннона, какой у меня есть, – говорит она. – Леннона, который умеет взрывать облака!
И в эту минуту explosions переходят в мощный энергичный водопад, в котором сливаются клавиши, бас и электро. Лана выкручивает пульт на полную громкость, словно это какой-то огромный кран, из которого в наших панельных легких и кровеносных сосудах из проржавевших труб хлещет и вырывается надежда выжить в этом гребаном мире.
И Лана машет головой. Она здесь фронтмен. И вот ты представляешь, ее волосы летят вихрем вокруг меня, как в замедленной съемке. И мы вдвоем в этой музыке плывем по волнам, тут тихо и усыпляюще, а вот здесь уже со взрывом, жестко, почти крича, непредсказуемо.
Лана поднимает воображаемую гитару над головой, потом с очередным взрывным рифом опускает, будто в толщу океана. И снова во мне второе дыхание, снова я могу дышать под водой, и я снова плыву. Только мне кажется, что плыву я в сторону приманки, которая висит на крючке. И приманку держит Лана. Она возвышается до самых облаков. Лана-великан. Она лепит очередной хлебный мякиш, состоящий из шептаний на ухо и легких поцелуев, насаживает этот мякиш на крючок и кидает этот крючок прямо в океан. И похоже, это наш новый хит!
Лана: Вот тебе щепотка
Любви,
Ты
Ее ешь,
Ешь
И плыви.
Леннон: Ты кидаешь мне ее в облака,
Где не найти ни меня, ни тебя,
И взрываюсь я
От щепотки любви.
Лана: Ты
Ее ешь,
Ешь
И плыви.
Вместе: В облака – а-а-а
Ты кидаешь мне щепотку любви,
В облака – а-а-а,
Где не найти ни меня, ни тебя.
Леннон: Я взрываюсь от щепотки любви,
Ты бросай ее мне и плыви.
Лана: В облака-а-а-а-а-а-аххххх.
И я чувствую эту наживку, прямо так чувствую, что проглотил и в горле дерет.
Ну типа ангина такая. Простуда или еще что. Только знаешь что? Это ни хрена не ангина, а крючок. Вроде бы ее любовь тебя пробуждает, а вроде и на крючке держит. А вы как думаете, профессор Борев? Выберусь я из этой любовной истории живым?
Паническая атака
Мы остановились на бензоколонке. Хотелось в туалет. Но он не открывался. Может, я дверь не так тянул, знаешь, бывает. Ты стоишь перед дверью и не понимаешь, она закрыта или ты просто тупой и не знаешь, в какую сторону ее толкать или, может, как-то секретно можно повернуть ручку. Но мне так придавило, что я зашел за здание и нашел деревце. И почувствовал, что становлюсь чуточку легче, что из меня выходит отжившее… и как-то смотрю я вокруг и вижу бескрайние поля. Ничего вокруг больше нет. Только солнце розово-оранжевое. Тучи с облаками как светофильтры работают и разукрашивают ландшафт. И я понимаю, что мне как-то не по себе от всей этой идиллии июньского вечера. Вот серьезно.
Может, я простудился в дороге? Потому что меня все это не трогает и не торкает, будто это не свежий воздух и не захватывающий дух пейзаж, а что все это второсортная репродукция на второсортной бумаге, которую прямо при тебе распечатали на выставке и показывают: вот ты, видишь?.. под деревом. Помаши нам ручкой! Это твоя гребаная жизнь – дешевый репринт из магазина сувениров. Я наблюдаю за тем, как Медведь заправляет «спринтер», Костя и Аксель подходят к заправщику и спрашивают, какой бензин у них есть. И вроде они стоят далеко, а слова я слышу рядом, совсем рядом, и будто они – это какая-то запись, как голосовое сообщение в мессенджере, а не живой человек. И вот тут я схватываю, что это не воображение у меня разыгралось, а что я заболел, типа это какой-то грипп или ОРВИ или у меня приступ ПА.
Я еще не говорил? Марк диагностировал у меня тревожное расстройство. И ко всему этому в придачу ипохондрия. Короче, это как дракон, который кусает себя за хвост. Ипохондрия – это когда тебе кажется, что с тобой какая-то херовина происходит, смертельная болезнь и так далее, а ПА – это крайнее проявление тревожности. Когда вот это «показалось» превращается в волну, которая скручивает и несет тебя в самый ад. Вот как сейчас.
– Панкейки будешь? – спрашивает меня Лана. – С кленовым сиропом.
Я вздрагиваю. Смотрю на свои
