Глубокая печаль - Син Кёнсук

На рынке было полно весенних трав, начиная с рассады астры юмены, были здесь пушистые листья иксеридиума, пастушья сумка и много чего другого. Многие травы только что были принесены из леса, и от них исходил такой густой аромат.

Ынсо купила дикого чеснока, пастушью сумку, немного полыни и молодой капусты, еще не завязавшейся в кочан. Потом зашла в магазин одежды и купила широкую кофту, спускающуюся ниже бедер, и юбку в складку на размер больше прежнего.

Вернувшись в дом, Ынсо опять по привычке стала искать Хваён, водила рукой по воздуху, словно гладя собачку, опомнившись, что ее больше нет рядом, выложила свои покупки на стол.

Чтобы сделать суп понаваристее, она взяла воду от вымытого риса, развела в ней соевую пасту и положила туда ростки ячменя. Суп закипел, и по кухне разлился вызывающий аппетит запах.

Обварила кипятком вымытую зелень, отжала и смешала с кунжутным маслом и молотыми семенами кунжута, добавила зеленый лук, измельченный чеснок и хорошенько перемешала.

Но Сэ так и не приходил.

Ынсо посмотрела на часы, которые показывали уже два часа ночи. Она все надеялась, что Сэ придет переодеться перед школой, но он не пришел.

Когда настало утро и прошло достаточно времени после начала уроков, Ынсо подключила телефон и позвонила в школу. Трубку взял Сэ, мрачно сказав:

– Да?

– Почему ты не пришел домой? Ты переоделся?

Молчание.

– Дома не…

Сэ сказал, что перезвонит, и положил трубку.

Но он так и не перезвонил, а Ынсо, сидя перед телефоном в ожидании звонка, все смотрела на накрытый стол. Салаты из весенних трав, приправленные соевой пастой двенджан и перечной пастой гочуджан, уже стали менять свой цвет. Запах кунжутного масла и кунжутных семечек уже давно испарился – все выглядело теперь совсем по-другому.

Ынсо плотно зажмурила глаза.

Словно раненная навылет, неподвижно ждала Сэ до следующего утра – смотрела на часы, наблюдала, как светает за окном, и опять переводила глаза на накрытый со вчерашнего дня стол.

Она вернулась в то же состояние, в котором уже была раньше: сначала так ждала Вана, а теперь – Сэ. До позднего вечера сидела, смотря на стол.

Как странно вернуться к тому же состоянию. Прошли долгие, как длинный туннель, дни, все равно вернулась на тот же круг – к прежнему своему состоянию.

Прошло восемь дней.

Сэ позвонил в дверь, чтобы взять одежду, но Ынсо не открывала. Он достал ключ и открыл – его сразу же объял ужасный запах, от которого он тут же зажал нос.

Три или четыре дня назад звонил, чтобы Ынсо принесла одежду, но она не брала трубку, вот и пришел сам. От стоящих на столе салатов исходило ужасное зловоние.

Сэ испугался и стал звать Ынсо.

Быстро открыл дверь рабочей комнаты Ынсо – ее не было, побежал в спальню – девушка лежала на кровати. Она кое-как приоткрыла глаза и мутным взглядом посмотрела на шум открывшейся двери. Увидев обессиленную жену, Сэ не удержался:

– Что происходит?!

Ынсо лежала как призрак.

– Ты что, не чувствуешь этой вони?!

Глаза смотрели на Сэ, но они не фокусировались на нем, казалось, что Ынсо была без сознания. Продолжая ее тормошить, он закричал:

– Что такое происходит?!

Ынсо так и не ответила и закрыла глаза.

– Открой глаза!

Не зная, что делать с женой, увядающей на глазах, схватил ее за плечи и стал трясти. Трудно понять, отчего у нее не было видно глаз: то ли оттого, что они сильно опухли, то ли оттого, что она сильно располнела.

Сэ продолжал трясти ее расплывшееся тело, но Ынсо так и не смогла открыть глаз. Муж уложил ее в кровать и вышел на кухню. Выкинул все салаты в мусорное ведро, открыл кастрюльку на плите и снова зажал нос.

– Ростки ячменя, что ли? – Он взял кастрюлю, вылил содержимое в раковину и смыл водой.

Достал немного риса, залил большим количеством воды и долго-долго варил, чтобы накормить Ынсо этой кашей, но так и не смог ее накормить.

– Что ж это такое?!

Он долго еще пытался ее накормить.

Хотя зашел домой только для того, чтобы взять одежду, так и не смог вернуться в мастерскую, потому что Ынсо ничего не собиралась делать – лежала на кровати и не могла встать.

– Зачем выключила телефон? – Сэ снова включил телефон.

Звонили Ю Хэран и мать, но, когда муж передавал трубку, жена ничего не говорила, а только опускала руку с трубкой.

Прошли весенние каникулы.

Ынсо немного стало лучше, стала вставать утром и варить рис, но она по-прежнему ничего не говорила.

Когда Сэ возвращался с работы, телефон был снова выключен. И хотя мужчина снова включал телефон, строго наказывая не выдергивать телефонный шнур из розетки, на следующий день он опять был выключен. Когда мужчина уходил, Ынсо закрывалась и никуда не выходила из дома, приходилось самому идти за покупками.

Как-то раз Сэ вернулся с работы немного раньше обычного и увидел, что Ынсо вышла на улицу и сидела перед домом. В тот день он должен был встретиться на выставке с Чеён, но она не пришла. Утром, еще до ухода в школу, предупредил, что опоздает, чтобы Ынсо сама поужинала и ложилась спать, но, когда подходил к дому, издалека заметил, что около дома на корточках сидит какая-то женщина. Еще удивился: что за женщина может так сидеть.

Женщина вся съежилась и казалась маленьким ребенком; приблизившись, узнал в этой женщине Ынсо.

– Почему ты здесь? – удивленно спросил, подхватил Ынсо под мышки и поднял. – Почему ты так сидишь?

Ынсо не отвечала.

– Я тебя спрашиваю, что ты тут делаешь?

Ынсо слабым голосом пробормотала:

– Тебя ждала.

– Я же тебе сказал, что опоздаю.

Ынсо мотнула головой:

– Все равно ждала.

Ынсо продолжала пухнуть и все больше слабела, но все равно пыталась ухаживать за Сэ, как-то даже открыла ему дверь, заслышав его шаги по лестничной площадке.

Сэ часто наблюдал, как, стоя у кухонной раковины, Ынсо перебирала и мыла овощи, которые он купил, и все думал: «Та ли это женщина?»

Во что бы она ни одевалась, казалось, что все не идет; что бы она ни делала, получалось неуклюже.

За зиму на лице Ынсо появились странные морщины. Когда она стирала или гладила, ее морщины были заметны еще сильнее. Узкие плечи, а ниже – неравномерно оплывшее тело.

Если раньше у нее было маленькое лицо с четко очерченным подбородком, то сейчас линия подбородка как будто