Сторож брата. Том 2 - Максим Карлович Кантор

— Разумный деловой подход, — иронически произнесла Жанна. — Все правильно.

— Если люди обращаются. Как откажешь. Пойми, не всем удобно в отелях встречаться. А тут все естественно: в гости зашли, уединились. Вот и Зыков с Прокрустовым нас навещают.

— Многоугольник столичный. Недурно. Ты, подруга, не теряешься. — Жанна подметила прореху в туалете Фишмана, указала ему. — Ширинку застегни, Казанова.

— Свободные же люди! — оправдывалась Инесса Терминзабухова. — Люся Свистоплясова ходит. То с одним, то с другим.

— Довольно, — прервала ее Жанна. — Мне список твоих клиентов не требуется. Место доходное. Не простаивает.

Тем временем, привлеченный шумом, в комнате свиданий появился и Астольф Рамбуйе, он же Астольф Плонплон. Дипломат деликатно постучал, затем приоткрыл дверь, заглянул.

— Как же без тебя обойтись? Проходи. — Жанна пригласила супруга в спальню. — Тут все свои. Со всеми знаком?

Воспитанный и деликатный Астольф Плонплон призвал общество к спокойствию:

— Ситуация, в сущности, не критичная. Все взрослые.

— Взрослые и все свои, — тем же ледяным тоном подтвердила Жанна. — Разберемся. А ты, прошмандовка, собирай свои манатки. Брысь отсюда.

— Вы здесь, кажется, не хозяйка, — ответила Наталия Мамонова. — У нас заплачено. — Нагой даме нелегко давался диалог. Определение «силиконовая» жгло уши. Толстые груди ее и впрямь не свисали, как то бывает с женской грудью, когда даме перевалит за пятьдесят. Мощными шарами груди выкатились на общее обозрение. Удрученный Фишман точно впервые увидел эти толстые груди, поразившие упругостью в первую же встречу. Действительно, силиконовые. Как он раньше не догадался?

— И у нас еще полтора часа времени, — Мамонова набиралась наглости и говорила все более громко. — Потрудитесь выйти! Номер оплачен.

Наталия Мамонова даже грозно подняла бровь, мимика в критических ситуациях действовала безотказно; но в данном случае социальный разрыв был непреодолим. Мимику Мамоновой никто не заметил.

— Брысь, я сказала. Оденешься в коридоре. Инесса, гони девку.

Госпожа Терминзабухова собрала вещи Мамоновой с кресла, скомкала, вручила обескураженной даме ком одежды, а поверх скомканного белья положила туфли. Затем вывела нагую Мамонову в коридор. Ослабевшая душой Мамонова шла, переступая босыми ногами, подрагивая широкими ягодицами — те не были силиконовыми и трепетали от переживаний и ходьбы.

В коридоре нагую даму перехватил супруг хозяйки, Серж Кучеящеров, он принял эстафету конвоира. Рукой, привыкшей обращаться с охранными устройствами, бизнесмен ухватил даму за жирный загривок и повлек далее — на выход.

— Пусть оденется в передней! — крикнула им вслед Инесса Терминзабухова. — И дверь за ней запри покрепче.

Наталия Мамонова была увлечена в прихожую крепкой рукой Кучеящерова, так и не отпускавшего ее загривок. Нагота стала еще более вопиющей, когда жестокий хозяин дома распахнул входную дверь и сказал:

— В лифте оденешься!

И впрямь, немилосердный Серж Кучеящеров надавил на кнопку, вызвал лифт. О, есть ли мера человеческому страданию! Двери лифта плавно раскрылись, и на площадку лестницы выплыла Диана Фишман.

Поскольку Мамонова была стрижена коротко и не могла, подобно святой Инессе, закрыться распущенными волосами, ее вспученные прелести явились глазам Дианы Фишман во всей своей (каламбур здесь случаен) полноте. Диана остолбенела. Опустим же, как выражаются классики, завесу милосердия над этой сценой.

Инесса Терминзабухова вернулась в злосчастную спальню и сказала так:

— Считаю, недоразумение на вашей совести, Грегори. В этот дом подобные особы не допускаются. Какой стыд, Жанна! Надеюсь, ты меня понимаешь. А вам, Грегори, стыдно. Из-за вас я лгала ближайшей подруге.

И Терминзабухова попробовала прижаться к плечу подруги, но Жанна отстранила ее.

— Знаете, когда я поняла, что меня дурачат? — сказала Жанна. — Неожиданно. Ровно в тот момент, когда все вы возмутились волнениями в Париже. Я слушала, как причитают по поводу стачек и пожаров, и спросила себя: а чем забастовки в Париже отличаются от украинского Майдана?

Сказано было невпопад, прямой связи с адюльтером Фишмана не было.

Присутствующие, не улавливая связи, переглянулись. Ситуация пикантная: у замужней француженки имеется американский любовник, который изменил ей с русской проституткой. Но при чем же здесь революция в Париже? Жанна сошла с ума от горя, подумала Инесса, и рыдание подступило к ее горлу. О зачем, зачем они с Сержем сдали комнату Грегори Фишману?

Жанна задумчиво разглядывала огромное ложе с балдахином (заказывали в Италии) и рассуждала:

— Я сказала себе: как это может быть, что одним бунтом восхищаются, а другой бунт осуждают? Демонстрации тут и там. Такие же костры и пожары. Почему в Париже — вандализм, а в Киеве — геройство? Это ведь и впрямь странно?

Она сошла с ума, думала Инесса Терминзабухова. Такие случаи описаны в литературе. Люди, испытав потрясение, теряют ощущение реальности, заговариваются.

Жанна продолжала:

— Потом поняла разницу: в Париже люди с баррикад произносят понятные, осмысленные требования. Люди не желают, чтобы правительство меняло закон о пенсиях. А чего желал Майдан? Вы знаете? Были конкретные социальные требования? Ни одного. Ни единого.

— Свободные украинцы желали освободиться от русского ставленника Януковича, — раздался величественный голос Дианы Фишман. И вице-президент «Эмнести Интернешнл» («Совесть мира») тоже присоединилась к спектаклю. Лицо Дианы пылало, как костер на бульваре Сен-Жермен, где парижские плебеи жгли автомобильные шины.

— Вы почти вовремя, немного опоздали, но мы вам все расскажем, — приветствовала ее Жанна. — Итак, мелодрама. Герой-любовник еще на сцене, а инженю, вся в слезах, уже за кулисами.

— Мы с ней встретились, — прошипела Диана Фишман. Кто бы мог подумать, что лидер «Эмнести Интернешнл» не склонен в личной жизни амнистировать врагов?

— Чудесно. Вы посвящены во все детали мелодрамы. Вернемся же к истории! — Жанна Рамбуйе сделала рукой плавный жест, словно открывая представление. — Итак, Майдан! Пожар революции, сжатый кулак сопротивления! Вы не поверите, дамы и господа, как я была увлечена идеей померанцевой революции! Изображение сжатого кулака — полагаю, эмблему оранжевых революций придумал штаб Сороса? — спросила Жанна у американского негоцианта.

Все еще смущенный Грегори Фишман был рад, что разговор принял политическую направленность.

— Я, признаюсь, не знаю, кто именно придумал эту эмблему.

— Не столь важно. Кто-то весьма разумный придумал знак испанской республики использовать для оранжевых революций. Этот сжатый кулак потрясал воображение. Республика в опасности! Но пасаран! Они не пройдут! Кто они? Куда не пройдут? Вместе с Астольфом мы посетили горячие точки планеты. Рука об руку! Не правда ли, дорогой, мы с тобой побывали на баррикадах свободы?

Это было уже сказано Астольфу. Брюссельский дипломат пробормотал нечто невразумительное.

— Восставший народ — это так пикантно!

Астольф Рамбуйе, он же Астольф Плонплон, не сразу понял, о чем идет речь, но супруга разъяснила ему и присутствующим:

— Ты ведь не парижанин, друг мой,