Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин
Ну, эти-то, конечно, неспроста явились. Была у них своя забота на уме.
Узнав о том, что Раушан уехала на учебу, <почтенные> начали подумывать о новом председателе аулсовета. Заместителем Раушан был назначен батрак Саду. Всю жизнь, лето и зиму, батрачил он у русских кулаков. Абиль очень настойчиво поддержал его кандидатуру на выборах и не один раз советовал Раушан: <Смотри, не работай в одиночку, как старые аулнаи. Помни, что он твой заместитель. Вместе работай, учи его>. Раушан запомнила этот совет и не раз пыталась привлекать к работе Саду, но Бакен решительно возражал! <Этого крещеного и близко к дому не подпущу!> Вот так Саду и оставался как-то в стороне. Теперь по закону дела аулсовета должны были перейти к нему. Белобородые и чернобородые всполошились: <Как это можно отдать печать в руки
Саду? Нет, надо все хорошенько обдумать, не то беды не оберешься>. Но, конечно, все это был только предлог, потому что надумали <почтенные люди> выбрать председателем аулсовета вместо Раушан самого Бакена. Почему бы и нет, если он - член Совета?
- Благо пришло в твой дом. По глупости жена твоя его не оценила. Но из-за этого мы не хотим отнимать его у тебя. Пусть эта должность останется за тобой. Мы собрались тут, чтобы закрепить тебя аулнаем и благословить на добрую работу, - заявили старики.
Бакен не обрадовался и не огорчился. Ему уже было все безразлично. Ажибек произнес благословение. Все остальные благоговейно провели ладонями по лицам. Жаксылыка <почтенные> посчитали ненадежным и выбрали секретарем аулсовета муллу Искендира. Тут же составили протокол от имени всех жителей Восьмого аула и поручили самым настойчивым и пробивным аткаминерам-дельцам Демесину и Жусупу повезти протокол в волисполком на утверждение.
Таким образом, Бакен стал председателем аулсовета. Мулла Искендир, облизывая кончик карандаша, принялся за работу. Все дела аулсовета оказались в руках кучки ловкачей и грамотеев. Бумаги и списки, составленные при Раушан, тут же подверглись пересмотру. Обнаружилось, конечно, что списки неправильны, что скота записано якобы больше, чем на самом деле. В угоду аульным пройдохам и богачам составили эти списки заново и отправили за подписью нового председателя в волисполком... Все делалось руками <почтенных людей>, <истинно пекущихся о благе народа>. О большинстве бумаг Бакен зачастую и представления не имел. Ведь он даже расписываться не умел. Все бумаги подписывал юркий мулла Искендир. Печать лежала в мешочке, а мешочек хранился у того же Искендира...
Три месяца ходил Бакен в председателях. Все это время для таких, как Демесин, в ауле царила тишь да
гладь, и опять <на баранах жаворонки гнездились>. Но для Бакена эта <тишь да гладь> обернулась вдруг большой бедой. Злоупотреблений было много, и Бакена привлекли к суду, отправили в тюрьму и приговорили к трем годам заключения...
XIII
В редакцию губернской газеты вошел чернолицый, худощавый мужчина с густой черной бородой. Постоял, потоптался, озираясь по сторонам, потом подошел к юноше, сидевшему с края, спросил:
- Это и есть редакция?
- Да, она самая.
- Тогда... я вот заметку для газеты хотел подать... Как бы это сделать?..
- Очень просто. Сядьте и напишите.
- Да у меня почерк неважный. И писать быстро не умею. Я ведь, дорогой... из тюрьмы. И писать-то в тюрьме только научился...
Юноша - сотрудник редакции - внимательно, с любопытством посмотрел на странного посетителя и придвинул ему стул.
- Садитесь и рассказывайте. Я запишу...
Бородач сел, вытер крупные капли пота со лба.
- Значит, так... Я ни в чем не виноват. Эти жулики -Каирбай, Демесин, Жусуп - воспользовались моей темнотой, толкнули, меня в огонь. Я ведь не понимал, где лево, где право, а честного человека, который мог бы направить меня на верный путь, рядом не было. Была у меня жена, Раушан, так эти злодеи разлучили нас. Ушла она... Пишите все по порядку, я все расскажу, все их грязные проделки открою.
За столом редактора сидела, склонившись над бумагами, женщина. Она прислушалась, насторожилась и вдруг подняла голову.
- Почтенный, оглянитесь, пожалуйста. - Бородач обернулся. - Как вас зовут?
- Бакен мое имя, милая. Я сын Шокпарбая. Отец всю жизнь был чабаном у баев...
Как изменился за эти годы Бакен! Прежний Бакен почти всегда молчал, сидел надувшись и насупившись, будто говорил: <Догадайся-ка, что у меня на душе!> А этот - уже кое-что повидал, испытал, перенес и разговаривал бегло, легко. Так и сыпал словечками: <классовый враг>, <класс пролетариата>, значит, научился чему-то, стал другим человеком.
Женщина долго вглядывалась в лицо Бакена, а потом спросила:
- Узнаете меня?
Бакен посмотрел пристальней, что-то припоминая.
- Я ведь Марьям. - Она улыбнулась. - Разве забыли?
Бакен даже соскочил с места, растерявшись, кинулся к Марьям, робко протянул руку.
- Простите, дорогая, - проговорил он виновато.
- За что, почтенный!?
- Прости... Если ты простишь, может, и Раушан простит. Я сильно обидел ее, свою Раушанжан. Не смог быть ей другом. Мне и стыдно, и больно... Сам виноват.
Голос его дрогнул.
- Сядьте, пожалуйста.
Марьям усадила его за стол, выслушала, спросила кое о чем и сделала какие-то заметки. Потом, когда он умолк, спросила:
- Знаете ли вы, где Раушан?
- Знаю, что поехала учиться. Еще слышал, что замуж вышла... за русского. Пусть... я не виню ее. Сам во всем виноват. Обидел ее очень...
- Ну, тогда, выходит, не все знаете. Как раз сегодня Раушан приезжает в наш город.
Бакен опешил, едва со стула не свалился. На глаза его навернулись слезы.
- Как?! Марьям, свет мой, пусть это будет последней моей просьбой. Помоги мне увидеть ее хоть еще разок...
Поезд прибыл вечером, уже зажглись огни. На перроне толпилось много встречающих. Среди них Бакен и Марьям. Бакен не находил себе места, пока не остановился поезд и из вагонов стали выходить пассажиры... И вдруг в окне вагона мелькнуло лицо молодой смуглой женщины, одетой по городской моде: в руке у нее был красный сафьяновый чемодан.
- Вот! Она! - крикнул Бакен и заметался по перрону, с трудом сдерживая слезы.
Марьям и Раушан обнялись и поцеловались.
- Поздоровайся же и с этим человеком, - сказала Марьям.
Раушан оглянулась, увидела Бакена, и лицо ее побледнело, стало вдруг грустным. Она опустила голову, протянула руку, тихо сказала:
- Здравствуй...
Тот тискал ее руку, задыхаясь, все твердил:
- Дорогая... Раушан... Прости...
Марьям повела их к себе
