Едгин, или По ту сторону гор - Сэмюэл Батлер

Младшая сестра, которая всегда была милой и доброй, заметила, что Махаина, как ей кажется, все-таки при случае выпивает. — А еще, — добавила она, — по-моему, она иногда принимает настойку опиума.

— Ну, тогда она, вероятно, специально выпивает у нас на глазах, — сказала Зулора, — чтобы мы все думали, будто вообще-то она делает это гораздо чаще — всё с той же целью скрыть хилость.

Так они продолжали с полчаса, если не больше, обсуждать, подлинной или притворной была невоздержанность их посетительницы в отношении спиртного. Время от времени, проявив добрую волю, они сближали позиции и сходились во мнении, что Махаина — особа, чье телесное здоровье было бы превосходным, если б не злосчастная неспособность отказаться от чрезмерного пристрастия к выпивке; но как только сей факт можно было счесть положительно установленным, вновь начинало сказываться обоюдное недовольство, все сделанные сторонами усилия шли прахом, и тяжкие обвинения предъявлялись уже ее хилой физической конституции. Наконец, видя, что дебаты приобрели характер циклона, сиречь кольцевой бури, и ходят по кругу, вплоть до того, что никто уже не в состоянии сказать ни с чего всё началось, ни чем закончилось, я извинился и удалился в свою комнату.

Я остался один, но в расстроенных чувствах. Судьба забросила меня в сообщество людей, которые, несмотря на высокую цивилизацию и многие превосходные качества, имели настолько извращенный взгляд на вещи — ибо ошибочные воззрения внушались им с раннего детства из поколения в поколение — что немыслимо было представить, как они смогут когда-нибудь от этих извращений очиститься. Неужто мне нечего им сказать, чтобы они поняли, что конституция человеческого тела — вещь, над которой он или она не имеют никакой власти, тогда как разум способен перенастраиваться — пересотворяться — и направление его может быть изменено для пользы и удовольствия обладателя? Неужели я не смогу до них донести, что если склад ума и характер полностью независимы от начальных интеллектуальных воздействий и раннего образования, то тело есть в такой степени продукт происхождения и внешних обстоятельств, что практика наказаний за плохое здоровье не может быть терпима за исключением той, что имеет целью защиту от инфекций — и что даже там, где режим ограничений неизбежен, ему должно сопутствовать сочувствие? Ясно же, что если б несчастная Махаина поняла, что может заявить о телесной слабости, не боясь, что ее будут презирать за немощь, и если б существовали квалифицированные медики, кому она могла бы откровенно изложить свои проблемы, она бы не колеблясь так и поступила, будь даже предложенное ей лечение сложным, а лекарства горькими. Возможно, болезнь ее неизлечима (ибо я слышал достаточно, чтобы убедиться, что дипсомания ее — сплошное притворство и что во всех привычках она была умеренна); в таком случае она может, уже вполне обоснованно, быть подвергнута ограничениям или даже изоляции; но кто может сказать, излечима она или нет, пока ей не дана возможность открыто рассказать о симптомах, вместо того чтобы их скрывать? С пылким усердием стараясь искоренить болезни как таковые, эти люди перешли всякие границы; ибо здешняя публика так понаторела в маскировке — гримируется с таким виртуозным мастерством — реставрирует разрушенное временем и замазывает следы случайных травм с таким изощренным искусством — что невозможно сказать, кто истинно здоров, а кто болен, пока не проживешь с человеком в тесном общении месяцы, а то и годы. Но и тогда даже самые проницательные могут ошибиться, и браки здесь часто заключаются с самыми плачевными результатами — именно благодаря искусству, с каким недуги брачующихся бывают сокрыты.

Я пришел к мысли, что первым шагом к излечению болезни должно служить извещение родственников и друзей о самом ее факте. Если у кого-то заболит голова, ему должно быть позволено сообщить об этом (в разумных пределах, т. е. кому необходимо), а затем удалиться в спальню и принять таблетку — и чтобы при этом никто не помрачнел, не спал с лица, не ударился в слезы и прочее. Здесь же, если в обществе даже шепотом скажут, что у кого-то из отсутствующих бывают головные боли, вся компания сделает вид, будто ни у кого из них в жизни не болела голова. Правда и то, что мигрени тут не так уж распространены, ибо люди отличаются отменным здоровьем и великолепно выглядят благодаря строгости, с которой преследуются болезни; и все же даже самые крепкие, бывает, маются иногда недомоганием, и лишь у очень немногих семей нет дома аптечки, спрятанной в глубине буфета.

XV. Музыкальные банки

По возвращении в гостиную я обнаружил, что тема Махаины иссякла. Дамы, отложив рукоделие, куда-то засобирались. Я спросил куда. Они ответили — и как мне показалось, чего-то недоговаривая, — что едут в банк снять денег.

Я уже пришел к выводу, что меркантильные дела у едгинцев ведутся по системе, полностью отличной от нашей; впрочем, до той поры я мало что толком уяснил, кроме того, что у них есть две коммерческих системы, из которых одна взывает к воображению клиента с куда большей энергией, чем всё, к чему мы привыкли в Европе, поскольку здания банков, следующих этой системе, декорированы с избыточной пышностью, а коммерческие операции сопровождаются музыкой, отчего и сами учреждения именуются Музыкальными банками, хотя для европейского уха музыка эта ужасна.

Что касается системы, я в ней и тогда не разобрался, и еще менее могу это сделать сейчас: в ней используют особый язык (или шифровальный код), который едгинцам понятен, но иностранцу усвоить его нечего и надеяться. Правила этого языка то согласуются друг с другом, то друг другу противоречат, как в самой запутанной грамматике — или как в китайском произношении, где, как мне говорили, малейшая перемена ударения или интонации полностью меняет смысл высказывания. Если описание мое кажется невнятным, прошу отнести это на счет того факта, что мне так и не удалось хоть сколько-нибудь постичь, что к чему.

Впрочем, по поводу кое-чего я все-таки сделал определенные выводы; я выяснил, что у них имеются две различные системы денежного обращения, каждой из которых управляют специальные банки, и для каждой существует собственный код. Одна из систем (к ней как раз относятся Музыкальные банки) считается наиболее четко выстроенной и обеспечивает выпуск валюты, в которой должны выполняться все денежные операции. Насколько я мог понять, все, кто претендует на респектабельность, держат большую или меньшую сумму на