Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин
представляет учитель. Вот Жуман коммунист, а когда приезжает домой, то - как говорится - с дровами входит, с золой выходит. Никакой работы не чурается. А ведь какой пост занимает! Многим не чета. Начальник немалый, а ни перед кем не выставляется...
- А может, ты просто еще не видел? Иногда на него находит такая спесь, что и людей не замечает. Что на это скажешь? - налетел Жумагул.
- Для нас он не спесив. А если кого и не замечает, то это, вероятно, баев и их прихвостней. Из-за этого никто его кичливым не считает...
- У, чтоб ты провалился! Чтоб слова твои мерзкие в глотке камнем застряли! Чуть что - сразу начинают натравливать друг на друга: баи, бедняки! Ну, и что вы этим добьетесь? Видим мы, как твои Советы бедняка облагодетельствовали! Скотину они ему, что ли, дали? Соху-борону дали? Обложили налогом всех, у кого завелось хоть пять-шесть голов скота, вот и все добро от твоих Советов! В прошлом году на аульном собрании Жуман так трепался, словно рай собрался за день построить. А что сделал? Ну, школу он открыл. Вот и все. Да и то помещения не нашел, пока в моем доме не пристроились...
- В твоем доме! - отрезал Ербосын. - Можно подумать, бесплатно ты им дом уступил. Ты же за это деньги дерешь!
Алеке возмутился:
- Что он мелет, этот щенок, нажравшийся дерьма?! Без ваших денег я что, с голоду бы подох?! От кочевья бы отстал?! Неблагодарные! Добра не помнят! Я им дом уступил, чтобы они своих стервецов учили, а они...
Жумагул прервал отца. Зачем слова тратить на таких, как Ербосын? Да разве он достоин такой чести? Кто он, этот Ербосын?! Их же батрак! Холуй, которого и к порогу раньше не подпускали! А теперь, ишь, осмеливается возражать баю?! Это своему бывшему господину?! Боже, срам-то какой! Позор-то, позор!..
Прислушиваясь к этой короткой перепалке, учитель Нургали сделал для себя вывод: Алеке - почтенный, добрый, уважаемый человек, а Ербосын - шалопут, человек недостойный и неблагодарный...
С заходом солнца разошлись по домам. Байская сноха Кульбарша стояла в сенцах возле самовара, из трубы коего вырывалось яркое пламя. В сгущающихся сумерках молодая женщина в этом отблеске выглядела райской девой. Во всяком случае, учителю она показалась именно такой. Нургали невольно залюбовался ею. Он видел ее каждый день, но не полагал, что она может быть такой прекрасной. <Хм... надо, пожалуй, это иметь в виду>, - подумал он...
II
Базар был в самом разгаре, когда Жумагул и Нургали въехали в город. Собственно, это был не город, а просто большой поселок. На базар его съезжались главным образом русские из ближайших деревень и хуторов и казахи из аулов. Впрочем, казахов оказалось здесь больше, чем русских, да и торговля у казахов шла бойчее. Скотину резали и мясо продавали казахи; табаком-насыбаем и прочей мелочью и тряпьем тоже торговали казахи; у русских и татар торговля шла покрупнее. У них был товар.
На двух бричках громоздятся бурдюки. Видно, это из недалекого аула приехали с кумысом. У женщин слезятся глаза. Они зябко кутаются в овчины. Но кому охота в такую холодину кумыс пить? Люди идут и идут мимо. Пучеглазая старуха каждого останавливает, приговаривает:
- Эй, тамыр, кумыс - жаксы! Кумыс кароши, кумыс сладкай!..
Кипит, бурлит базар. Каждый хочет выгадать, где-то урвать, что-то получить. Такие базары - не редкость
в поселках. Особенно там, где кооператив работает плохо.
Больше всего оживления в питейной части базара. Стоит двум ударить по рукам, как тут же спешат обмывать сделку.
- Магарыч давай!- говорят русские.
- Мягарыш дабай!- вторят им казахи.
Несколько человек - русские и казахи вперемешку -устроились возле арбы и дружно потягивают <белоголовки>. Нипочем им и холод, и искрящиеся снежинки. Жарко им, весело, раскраснелись они, щеки пылают.
На краю базара стоит бричка, возле нее - две бутылки водки. Тут же лежат хлеб, луковица. Средних лет казах с аккуратно подстриженной острой бородкой щурит и без того узкие глазки, улыбается:
- Айда, Иван, пить будем. Один раз на свете живем.
Рыжебородый Иван, залпом опустошив стакан, поперхнулся, зафукал, головой помотал и на всякий случай пробормотал:
- Да, да!.. Это так...
Иван оглянулся вокруг, радостно завопил:
- Эй, Жумагулка... сюда иди!
Торопясь, спотыкаясь, побежал он к Жумагулу. Там тоже пили: Жумагул, Нургали, их старый городской тамыр-кузнец. Жумагул налил Ивану полный стакан, второй подал Нургали.
- Айда, пьем!
Выпили. И еще выпили. За бутылкой - бутылка. Хорошо пьется арак. Хорошо льется арак. Со счета сбились. Взад и вперед мечутся люди. Прохожие смотрят на пьянчуг, улыбаются. Не поймешь: то ли завидуют, то ли осуждают, то ли насмехаются. Остробородый казах захмелел и начал пьяно приставать к Жумагулу:
- Ты - байский сынок... Мырза! Какой шорт ты мырза? От, если б я был мырза... Так я говорю, Иван?..
Будь я мырзой, я всех голодранцев зажал бы вот так... Волостным бы стал... Правильно, Иван?.. К. Ивану в гости бы ходил... Иван! Если я приду к тебе в гости, ты мне калач дашь?.. Ты мне калач; я тебе - арак... так? А?..
Жумагул вначале покорно слушал пьяный бред собутыльника, но вскоре терпение его иссякло. К тому же он был тоже пьян.
- Какой я мырза, не тебе меня учить!- запальчиво заявил он.
- Нет, именно я тебя учить буду!
- Куда тебе?!
- И не только тебя - отца твоего учить могу!
- Попридержи язык!
- А вот и не попридержу!
На этом спор кончился и в ход пошли кулаки.
Нургали их еле разнял и оттащил Жумагула к их бричке. Пьяный Жумагул ничего слушать не желал, только еще пуще распалялся. Нургали тоже было развезло, глаза затуманились, все вокруг закачалось, поплыло, но, разнимая драчунов, он немного отрезвел и сразу понял, что валяться пьяным на многолюдном базаре - это уж самое последнее дело. Не дай бог увидит кто-нибудь из волисполкома, тогда ему несдобровать, сразу выгонят из школы.
Двое молодых парней - во хмелю Нургали не разглядел их толком - прошли мимо, усмехнулись.
- Ах, как красиво лежит мырза!
И в самом деле, лежал Жумагул картинно: распластался, разбросал руки-ноги и притулился к бричке. Один из прохожих вытаращил глаза.
- Ой, да это же учитель аула!
Нургали поспешно отвернулся. Не то - разговорам конца не будет.
- Мырза нализался - это еще куда ни
