Песня жаворонка - Уилла Кэсер

— Спокойной ночи, милая и чудесная, — прошептал он, — чудесная и милая! Ты никуда не денешься от меня, я всегда буду следовать за тобой, сквозь любую стену, через любую дверь, куда бы ты ни пошла.

Он посмотрел на склоненную голову и изгиб шеи, такой печальный. Наклонился и губами едва коснулся ее волос там, где в свете камина они отливали рыжиной.

— Я и не знал, что на такое способен. Я думал, все это сказки. Я больше не знаю себя.

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Соль вся ушла из твоих волос. Они снова полны солнца и ветра. Думаю, они хранят воспоминания.

Она снова услышала, как он глубоко вздохнул.

— Я мог бы обходиться без тебя всю жизнь, если бы это вернуло тебя самой себе. Такая женщина, как ты, не найдет себя в одиночку.

Она протянула свободную руку. Фред поцеловал ее так нежно, словно Тея спала и он боялся ее разбудить. От двери он обернулся и сказал безо всякой связи с предыдущим:

— Что касается твоего старого друга, Тея, если он будет здесь в пятницу, это значит… — Фред выхватил часы и поднес их к камину, чтобы разглядеть. — …он сейчас едет в поезде! Это должно тебя подбодрить. Спокойной ночи.

Она услышала, как закрылась дверь.

III

В пятницу днем Тея Кронборг взволнованно ходила взад-вперед по гостиной, которую в этот час заливал жидкий, прозрачный солнечный свет. Оба окна были открыты, и огонь в камине едва тлел, потому что выдался фальшивый весенний день, какие иногда приносит в Нью-Йорк ветром с моря посреди зимы — мягкий, теплый, с соблазнительной соленой влагой в воздухе и расслабляющей оттепелью под ногами. Тея раскраснелась, оживилась и казалась такой же беспокойной, как закопченные воробьи, которые отвлекающе чирикали и щебетали за окнами. Она то и дело поглядывала на черные часы, а потом вниз на площадь. Комната была полна цветов, и Тея время от времени останавливалась, чтобы поправить их или переставить на солнце. После того как коридорный пришел доложить о посетителе, она взяла из вазы несколько римских гиацинтов и приколола на лиф темно-синего платья.

Когда в дверях наконец появился Фред Оттенбург, она встретила его радостным восклицанием:

— Я рада, что ты пришел, Фред! Боялась, что ты не получишь мою записку. Я хотела увидеть тебя до встречи с доктором Арчи. Он такой милый!

Она сложила вместе ладони, чтобы подчеркнуть свои слова.

— Да? Я рад. Видишь, я совсем запыхался. Я не стал ждать лифта, а прибежал по лестнице. Так обрадовался, что за мной послали.

Он сбросил шляпу и пальто.

— Да, он действительно милый! Кажется, я раньше не видел все эти цветы. — Он помахал носовым платком в их сторону.

— Да, он принес их сам, в большой коробке. Он много чего принес с собой, кроме цветов. О, много всего! Давнее мунстоунское чувство. — Тея помахала рукой в воздухе, перебирая пальцами. — Чувство, с которым отправляешься рано утром на урок музыки.

— И ты все ему выложила?

— Нет, не все.

— Не все? — Он озабоченно взглянул на нее.

— Нет, не все! — взволнованно проговорила Тея, шагая по солнечным пятнам на грязном ковре. Я солгала ему, как ты и сказал: ты ведь сказал, что я всегда ему лгала и поэтому я так счастлива. Я позволила ему думать то, что ему хочется. О, Фред, я не могла поступить иначе. — Она решительно покачала головой. — Если бы ты видел его, когда он вошел, такой довольный и взволнованный! Видишь ли, для него это большое приключение. С того момента, как я начала с ним говорить, он умолял меня не открывать слишком много, не губить мой образ, который у него сложился. Не прямо такими словами, конечно. Но если бы ты видел его глаза, его лицо, его добрые руки! О нет! У меня язык не повернулся.

Она глубоко вздохнула, словно заново осознав, какой опасности едва избежала.

— Тогда что ты ему сказала? — требовательно спросил Фред.

Тея села на край дивана и нервно заломила руки.

— Ну, рассказала достаточно, но не слишком много. О том, как ты был добр ко мне прошлой зимой, доставал ангажементы и все такое и как помогал мне с работой больше, чем кто-либо. Потом я рассказала, как ты отправил меня на ранчо, когда у меня не было денег и вообще ничего не было.

Она помолчала и нахмурилась.

— И я сказала ему, что хотела выйти за тебя замуж и сбежала с тобой в Мексику и что была страшно счастлива, пока ты не сказал, что не можешь на мне жениться, потому что… ну, я сказала почему.

Тея опустила глаза и принялась беспокойно водить носком туфли по ковру.

— И он вот так просто поверил тебе? — спросил Фред почти с благоговением.

— Да, просто поверил и не задавал вопросов. Ему было больно, по временам невыносимо. Я видела, как он корчился, все корчился и пытался пережить это. Он закрывал глаза и тер лоб. Но когда я сказала ему, что абсолютно уверена в твоем желании жениться на мне, что ты сделаешь это, как только сможешь, это, кажется, сильно помогло.

— И этого ему хватило? — удивленно спросил Фред. Он никак не мог в точности представить себе, что за человек доктор Арчи.

— Один раз он взял меня за плечи и спросил, о, с таким страхом: «Тея, он был добр к тебе, этот юноша?» Когда я сказала, что да, он снова спросил: «И он тебе очень дорог, ты веришь ему?» И на этом, кажется, успокоился. — Тея помолчала. — Понимаешь, он просто невероятно добр и невероятно боится… некоторых вещей. Иначе он бы избавился от миссис Арчи.

Она вдруг подняла взгляд:

— Но ты был прав: нельзя рассказывать людям о том, чего они еще не знают.

Фред стоял у окна спиной к солнцу, перебирая нарциссы:

— Нет, можно, моя дорогая. Но нужно рассказывать так, чтобы они не знали, что ты рассказываешь, и не знали, что они это слышат.

Тея улыбнулась мимо него, в воздух:

— Понятно. Это секрет. Как шум в ракушке.

— Что? — Фред наблюдал за ней, думая, как трогательно бывает это отрешенное выражение на ее лице. — Что ты сказала?

Она вернулась.

— О, это одна старая мунстоунская штука! Я и сама про нее почти забыла. Но теперь мне намного лучше. Я думала, мне никогда в жизни уже не будет так хорошо. Жду не дождусь отъезда. О Фред! — Она вскочила. —