На пороге великой смуты - Александр Владимирович Чиненков
Внутреннего покоя Барков достиг, преодолев скоротечный душевный кризис, лишь у входа в кабак. Предстоящая выпивка, точнее мысль о ней, помогла ему успокоить свою совесть и избавиться от всех колебаний и нравственных мук. Теперь он понял, что не всё так уж плохо, как ему казалось всего лишь полчаса назад.
Из-за двери кабака слышался глухой гул голосов. Капитан открыл дверь и вошёл.
– Кто там? – спросил приказчик сонным голосом.
– Тебе-то какая разница, – ответил Барков. – Найдётся ли здесь для меня водка и закуска?
Капитан увидел за сдвинутыми столами десятка полтора казаков. Они оживлённо беседовали, то и дело поднимая кружки.
Узнав Баркова, приказчик заметно оживился – он знал, что пришедший «барин» платит всегда щедро.
– Проходите сюда, – льстиво улыбаясь, приказчик подвёл капитана к свободному столику. – Чего отведать изволите?
Приход Баркова заинтересовал казаков, некоторые даже смерили его оценивающими взглядами.
– Как всегда, водку и жареное мясо? – обратился к нему приказчик.
– Давай! – кивнул утвердительно капитан.
Приказчик не заставил себя долго ждать. Уже вскоре он поставил перед благородным посетителем бутылку водки, стакан и лёгкую закуску.
Капитан заполнил стакан водкой, залпом осушил его до дна, бросил в рот кусочек сыра.
Потерявшие к нему интерес казаки вновь заговорили между собой, немало не заботясь о том, мешают ли они пришедшему посетителю и другим завсегдатаям питейного заведения.
– Ну и намахался я веслом, братцы, аж грудь ломит, – вещал свирепого вида казак со шрамом от сабли на левой щеке.
– Ничего, не сломался ведь, – пьяно ухмыльнулся казак, сидевший напротив. – В обрат плыть гораздо легше будет.
– Знать бы, для какова ляда жилы напрягал, – вздохнул казак со шрамом. – Притащились сюда с Яицка, а пошто, даже и не сказывали.
– Тебе-то на что сдалось знать сеё? – встрял в разговор третий казак с большой красной родинкой на переносице. – Делай, что велят, и не разевай роток.
– А ежели вот знать я хочу, – заартачился казак со шрамом. – Вон погляди, какие мозоли кровавые набил. А для чего?
– Да не оклычивайся ты, Гаврила! – с досадой произнёс сосед напротив. – Митяй истинно говорит. Делай, что велено, и помело своё зараз прикуси.
– Давайте лучше жахнем по кружке, и я обскажу, как купчину кыргызского объегорил, – хвастливо заявил один из пирующих со спесью, свойственной казакам. – Он, аспид ползучий, хотел…
– Ты уже все ухи прожужжал небылицей этой, пустобрёх, чтоб тебе в ад провалиться по самое рыло! – раздражённо выругался Гаврила.
– Да пущай балакает, табе-то что, – встрял Митяй.
– И ты не тявкай, паскудник ушастый, – грохнул кулаком по столу Гаврила. – Сейчас вот как мазну в рыло и клыки зараз вышибу.
В кабаке назревала драка. Сердце Баркова сильно забилось; он стал напряжённо наблюдать за ссорящимися казаками, не желая сделаться объектом их подогретого вином возбужденного внимания.
– Ах ты, хряк говёный! – брызжа слюной, ревел взбешённый Гаврила, порываясь схватить Митяя за грудки. – Да я тебя сейчас в навоз втопчу, дубина стоеросовая!
В это время хлопнула дверь, и в кабак вошли два казака, которые, как сразу же понял капитан, были главными у пирующей компании.
– Где Никита Караваев? – грозно спросил один из них, подойдя к столу.
Барков вздрогнул от резанувшего слух знакомого голоса, и он ещё сильнее напрягся, украдкой, но очень внимательно разглядывая его.
Осознав, что вопрос обращён к нему, Гаврила страшно перепугался:
– Н-ни-ки-та? То бишь товарищ ваш?
– Да, да, глупая башка! – грубо бросил «атаман». – Чего зенки пялишь, образина пьяная? Водка в горле застряла?
– Н-нет… н-нет, Егор Поликарпович! – ответил Гаврила, ссутулив плечи. – Никита Караваев здесь, в другой комнате дрыхнет. Умаялся он с дороги.
– Прохор, – обратился «атаман» к казаку, пришедшему с ним, – иди и разбуди Никиту. Скажи, что я его жду.
«Вот это да! – успел подумать Барков, узнав в «Егоре Поликарповиче» своего давнего знакомого француза Флорана. – А Никита Караваев, должно быть, сам месье Анжели?»
Точно в подтверждение его догадки из распахнувшейся двери соседней комнаты показался и сам «Никита Караваев». Из-за окладистой бороды и пышных усов капитан едва узнал знакомые черты лица месье Анжели.
– Чего разорался? – спросил он сонным голосом.
– Всё, дело сделано, – угрюмо проворчал француз, покосившись на Баркова, который тоже был едва узнаваем без офицерского мундира.
– Ты выкупил дом? – удивился Анжели.
– Нет, я снял его на два месяца.
– Этого нам за глаза хватит, – кивнул удовлетворённо француз и поискал взглядом приказчика. – Эй, милейший, прими плату за стол, и доброй ночи.
– Доброй ночи, господа казаки! Доброй ночи! – ответил приказчик, беря плату. – Утащил бы вас всех чёрт, – пробормотал он в спины уходящих.
– Подойди-ка сюда, голубчик, – подозвал его Барков.
– Сию минуту, – приторно заулыбался приказчик и, ужом проскользнув мимо столов, табуретов и скамеек, замер в стойке спаниеля возле капитана.
– Ты знаешь этих казаков? – спросил Барков, пристально глядя в его лицо.
– Нет, – ответил приказчик. – Не местные они, не форштадтские. Оренбургских казаков я наперечёт знаю!
– А этих ты и не видел ни разу?
– Нет, не видел. Они всё за столом про Яицк балакали. Вот я и думаю, что оттуда они.
– Странно. А для чего они сюда к нам пожаловали? – задумчиво пробормотал Барков.
– Мало ли для чего, – пожал плечами приказчик. – Но двоих из них я признал.
– Которых? – мгновенно оживился капитан.
– Да тех, кто верховодит всеми остальными.
– Это те, один из которых дрыхнул в соседней комнате, а второй последним в кабак пришёл?
– Их именно.
– И когда тебе их видеть приходилось?
– Не помню точно. Только тогда они как господа были одеты, а не как казаки, сегодня…
Барков вскочил. Нашарив в кармане кошель, он высыпал из него на ладонь несколько монет и протянул их приказчику.
– Возьми-ка вот, – сказал он, бросая нетерпеливые взгляды на дверь.
– Что это? – удивился тот.
– Плата за водку и еду.
– Так вы же не ели ничего и выпили совсем немного?
– Потом бесплатно накормишь и напоишь. Сейчас мне надо кое-что утрясти, пока… пока не поздно!
* * *
Как только Демьян «очистил» дом от присутствия Баркова, граф уселся в кресло у камина и сидел, не меняя позы, уже около двух часов. Со стороны казалось, что Александр Прокофьевич наблюдает за весело пляшущими огоньками в камине, но он думал, ничего не видя перед собой.
Граф думал о дочери, судьба которой всё ещё оставалась для него неизвестной, думал о сыне, о котором тоже не имел никаких сведений. В конце концов он пришёл к выводу, что все затрачиваемые им усилия по поиску детей бесполезны! Машенька погибла. И он уже начинал в это верить. А Архип? Жив ли он
